И снова
вынырнуло. Двух моряков уже не было. Те, кто это видел с берега, страдали
несказанно. Вздыхали и сжимали руки мужчины, вопили и отворачивали лица
женщины. Кое-кто метался по берегу и взывал о помощи, но чем можно было
помочь! Метался по берегу и я сам, умоляя знакомых рыбаков прийти на помощь
двум несчастным, не дать им погибнуть у нас на глазах.
С час назад был снаряжен спасательный бот, но попытка подойти к судну
не удалась, волнуясь, ответили рыбаки, и это дошло до моего сознания, хотя я
плохо понимал даже то, что мог услышать. И нет на свете такого отчаянного
смельчака, говорили они, который бы вызвался, обвязавшись веревкой,
броситься вплавь. Значит, ничего нельзя поделать. Вдруг я заметил какое-то
новое движение среди людей, толпившихся на берегу. Я увидел, как они
расступились, и показался Хэм.
Я рванулся к нему - кажется, для того, чтобы и его умолять о помощи. Но
хотя я и потерял голову от страшного, незнакомого мне доселе зрелища,
выражение его лица и его взгляд, устремленный на море, - удивительно похожий
на тот взгляд, каким он смотрел на море в первое утро после бегства Эмили! -
мгновенно заставили меня вспомнить об опасности, которая ему угрожает. Я
вцепился в него обеими руками, я умолял мужчин, с которыми только что
говорил, не слушать его, я закричал, что это будет самоубийство, что они
должны помешать ему, что он не смеет покидать отмель...
И снова раздался вопль на берегу. На обломке судна парус, нанося удар
за ударом, сбил, наконец, того несчастного, который находился ниже. И,
торжествуя, взвился к последнему, который остался один на мачте.
Это зрелище, а также спокойное бесстрашие Хэма, привыкшего вести за
собой большую часть присутствовавших здесь людей, убедили меня, что я с
таким же успехом могу умолять бурю.
- Мистер Дэви, - сказал он, ласково отодвигая меня, - если мой час
пробил - ну, что ж, пусть будет так, а если нет - я не погибну. Да поможет
вам бог! И вам, друзья! Приготовьте все. Я иду!
Меня осторожно оттеснили; ошеломленный, я смутно сознавал, что все
равно он бросится на помощь, а я лишь усугублю грозящую ему опасность, если
буду тревожить тех, кто занимается необходимыми приготовлениями. Не помню,
что отвечал я и что говорили они. Помню только, как люди засуетились на
берегу, как бежали они с веревками от находившегося неподалеку кабестана,
как заслонили от меня Хэма... Потом я увидел его - он стоял один, отдельно
от всех, на нем была куртка и штаны рыбака, одна веревка обвивалась вокруг
кисти руки, другая вокруг пояса; эту веревку держали самые сильные рыбаки,
она тянулась по песку у его ног.
А разбитое судно распадалось на части; чтобы это понять, не надо было
быть моряком. Оно раскололось посредине, и я видел, что жизнь несчастного,
прильнувшего к мачте, висит на волоске. Но он еще держался. На нем была
красная шапка, более яркая, чем у моряков; у его ног трещали и ломались
доски, отделявшие его от гибели; предвещая ее, звучал похоронный звон, и вот
тут - мы все это видели - он сорвал с головы шапку и помахал нам. |