В темноте ожил армейский узел связи, затрещали пишущие машинки,
размножающие копии боевых донесений, зажужжали движки, затарахтела
морзянка, и телефонисты перекликались по линиям, - подключали в сеть
командные пункты дивизий, полков, батарей, рот... Степенно покашливали
прибывшие в армейский штаб связные, докладывали оперативным дежурным
офицеры связи.
Заспешили на доклад к Чуйкову и Крылову старик Пожарский, командующий
артиллерией армии, и начальник смертных переправ инженерный генерал
Ткаченко, и новосел в зеленой солдатской шинельке, командир сибирской
дивизии Гуртьев, и сталинградский старожил подполковник Батюк, стоявший со
своей дивизией под Мамаевым курганом. Зазвучали в политдонесениях члену
Военного совета армии Гурову знаменитые сталинградские имена - минометчика
Бездидько, снайперов Василия Зайцева и Анатолия Чехова, сержанта Павлова,
и рядом с ними назывались имена людей, впервые произнесенные в
Сталинграде, - Шонина, Власова, Брысина, которым первый их сталинградский
день принес военную славу. А на переднем крае сдавали почтальонам
равнобедренные бумажные треугольники - "лети, листок, с запада на
восток... лети с приветом, вернись с ответом... добрый день, а может быть,
и вечер..." На переднем крае хоронили погибших, и убитые проводили первую
ночь своего вечного сна рядом с блиндажами и укрытиями, где товарищи их
писали письма, брились, ели хлеб, пили чай, мылись в самодельных банях.
8
Пришли самые тяжелые дни защитников Сталинграда.
В неразберихе городского сражения, атак и контратак, в борьбе за "Дом
специалиста", за мельницу, здание Госбанка, в борьбе за подвалы, дворы,
площади стал несомненен перевес немецких сил.
Немецкий клин, вколоченный в южной части Сталинграда у сада Лапшиных,
Купоросной Балки и Ельшанки, ширился, и немецкие пулеметчики, укрывшись у
самой воды, обстреливали левый берег Волги южней Красной Слободы.
Оперативщики каждый день отмечали на картах линию фронта, видели, как
неуклонно наползали синие отметины и все таяла, утончалась полоса между
красной чертой советской обороны и голубизной Волги.
Инициатива, душа войны, в эти дни была в руках у немцев. Они ползли и
ползли вперед, и вся ярость советских контратак не могла остановить их
медленного, но отвратительно несомненного движения.
А в небе от восхода до заката ныли немецкие пикировщики, долбили
горестную землю фугасными бомбами. И в сотнях голов жила колючая, жестокая
мысль о том, что же будет завтра, через неделю, когда полоска советской
обороны превратится в нитку, порвется, искрошенная железными зубами
немецкого наступления.
9
Поздно ночью генерал Крылов прилег в своем блиндаже на койку. В висках
ломило, покалывало в горле от десятков выкуренных папирос. |