Изменить размер шрифта - +

   Тени людей,  вспышки  выстрелов  мелькали  во  мгле,  крики,  стоны  то
вспыхивали, то гасли. Казалось, кипит большой черный котел, и Крымов весь,
всем телом, всей душой погрузился в это булькающее, пузырящееся кипение  и
уж не мог  мыслить,  чувствовать,  как  мыслил  и  чувствовал  прежде.  То
казалось, он правит движением  захватившею  его  водоворота,  то  ощущение
гибели охватывало его, и казалось,  густая  смоляная  тьма  льется  ему  в
глаза, в ноздри, и уж нет воздуха для дыхания и  нет  звездного  неба  над
головой, есть лишь мрак, овраг и страшные существа, шуршащие в бурьяне.
   Казалось, нет возможности разобраться в том, что происходит, и в то  же
время силилось  очевидное,  по-дневному  ясное  чувство  связи  с  людьми,
ползущими по откосу, чувство своей силы, соединенной  с  силой  стреляющих
рядом с ним, чувство радости, что где-то рядом находится Родимцев.
   Это удивительное чувство, возникшее в ночном бою, где в трех  шагах  не
различишь,  кто  это  рядом  -  товарищ  или  готовый  убить  тебя   враг,
связывалось со вторым, не  менее  удивительным  и  необъяснимым  ощущением
общего хода боя, тем ощущением, которое давало солдатам возможность судить
об истинном соотношении сил в бою, предугадывать ход боя.



11

   Ощущение общего исхода  боя,  рожденное  в  человеке,  отъединенном  от
других дымом, огнем, оглушенном, часто оказывается более справедливым, чем
суждение об исходе боя, вынесенное за штабной картой.
   В миг боевого перелома иногда происходит изумительное изменение,  когда
наступающий  и,  кажется,   достигший   своей   цели   солдат   растерянно
оглядывается и перестает видеть тех, с кем дружно вместе начинал  движение
к цели, а противник, который все время был  для  него  единичным,  слабым,
глупым, становится множественным и потому непреодолимым. В этот ясный  для
тех, кто переживает его, миг боевого перелома, таинственный и необъяснимый
для тех, кто извне пытается предугадать и понять его, происходит  душевное
изменение в восприятии: лихое, умное "мы"  обращается  в  робкое,  хрупкое
"я", а неудачливый противник, который воспринимался как единичный  предмет
охоты, превращается в ужасное и грозное, слитное "они".
   Раньше  все  события   боя   воспринимались   наступающим   и   успешно
преодолевающим сопротивление по отдельности: разрыв снаряда...  пулеметная
очередь... вот он, этот, за укрытием стреляет, сейчас он  побежит,  он  не
может не побежать, так как он один, по отдельности от той своей  отдельной
пушки, от  того  своего  отдельного  пулемета,  от  того,  соседнего  ему,
стреляющего тоже по отдельности солдата, а  я  -  это  мы,  я  -  это  вся
громадная, идущая в атаку пехота, я - это поддерживающая меня  артиллерия,
я - это поддерживающие меня танки, я - это ракета, освещающая  наше  общее
боевое дело. И вдруг - я остаюсь один, а все, что было раздельно и  потому
слабо, сливается в ужасное  единство  вражеского  ружейного,  пулеметного,
артиллерийского огня, и нет уже силы, которая помогла  бы  мне  преодолеть
это единство.
Быстрый переход