|
Проснулась она в ознобе и, к своему облегчению, увидела, что дитя по-прежнему лежит рядом, на необъятном снежном поле кровати. Малышка. Урсула. На случай рождения мальчика у Сильви тоже было готово имя: Эдвард. Выбор имен оставался за ней; Хью, можно подумать, не заботило, кого как будут звать, хотя Сильви подозревала, что его терпение может лопнуть. Например, от такого имени, как Шахерезада. Или Гвиневера. Урсула, открыв свои млечные глазки, словно разглядывала усталый подснежник. Колыбель повесь на ветку, замурлыкала Сильви. Как тихо было в доме. И как обманчива бывает тишина. Можно все потерять в одно мгновение. За один шаг. — Нужно всеми силами гнать от себя черные мысли, — сказала она Урсуле. Война Июнь 1914 года. Установив на песке мольберт, мистер Уинтон — Арчибальд — приступил к морскому пейзажу в размытых сине-зеленых тонах: берлинская лазурь, кобальтовая синь, виридиан и богемская земля. В вышине — пара условных чаек, а небо практически неотличимо от морских волн. Он уже представлял, как по возвращении домой будет пояснять: «Живопись в стиле импрессионистов». Мистер Уинтон, холостяк, старший делопроизводитель на бирмингемской фабрике по производству булавок, был не чужд романтики. Вступив в клуб велосипедистов, он каждую субботу уезжал как можно дальше от городского смога, а недельный отпуск проводил у моря, чтобы вдыхать целительный воздух и в то же время ощущать себя художником. Для оживления и «динамики» в пейзаж можно было бы ввести пару фигур, как советовал ему преподаватель (мистер Уинтон занимался в изостудии). Да хотя бы этих двух девчушек, заигравшихся у кромки воды. Их лица удачно скрывали панамки — мастерством портрета мистер Уинтон пока владел не в полной мере. — Иди сюда, будем перепрыгивать через волны, — распорядилась Памела. — Ой, — растерялась Урсула. Памела схватила ее за руку и потащила в воду: — Не трусь. С каждым шагом Урсула паниковала все сильнее, и в конце концов ее сковал настоящий ужас, но Памела только смеялась и, поднимая брызги, двигалась дальше. Урсула попыталась выдумать что-нибудь особенное — карту спрятанных сокровищ, человека со щенком, — что угодно, лишь бы заставить сестру вернуться на берег, но было слишком поздно. Огромная волна взвилась у них над головой — и обрушилась, увлекая их все глубже и глубже в пучину вод. Сильви была поражена, когда, подняв глаза от книги, увидела направлявшегося к ней незнакомца, который нес под мышками ее дочерей, как пару гусят или кур. Девочки, мокрые до нитки, заливались слезами. — Далековато зашли, — сообщил незнакомец. — Но ничего, оклемаются. В отеле, выходящем окнами на море, незнакомого спасателя — мистера Уинтона, делопроизводителя («старшего»), — угостили чаем с пирожными. — Это самое меньшее, что я могу для вас сделать, — говорила Сильви. — Ваши ботинки безнадежно испорчены. — Пустое, — скромно отвечал мистер Уинтон. — Нет-нет, совсем не пустое, — возражала Сильви. — Рады возвращению? — просиял Хью, встречая их на перроне. — А ты рад нашему возвращению? — с некоторым вызовом спросила Сильви. — Дома вас ждет сюрприз, — сообщил Хью. |
