|
— Памми, — мягко упрекнула Сильви, — здесь тебе не рыбная лавка. Урсула придвинулась чуть ближе к расположению кекса. — Подойди-ка сюда, — обратилась к ней одна из женщин, — дай на тебя посмотреть. Тут Урсула собралась улизнуть, но Сильви решительно пригвоздила ее к месту. — А она миленькая, правда? — сказала гостья. — На тебя похожа, Сильви. — Разве рыбы сидят на лавке? — спросила у матери Урсула, и гостьи рассмеялись мелодичным, искристым смехом. — Какое уморительное создание, — выговорила одна из них. — Да, она ужасно смешная, — сказала Сильви. — Да, она ужасно смешная, — сказала Сильви. — Дети, — изрекла Маргарет, — всегда забавны, верно? Не просто забавны, а намного более того, подумала Сильви, но как растолковать бездетной женщине всеохватность материнства? Рядом с подругами своего краткого девичества, прерванного спасительным замужеством, Сильви чувствовала себя умудренной опытом главой целого рода. Тут появилась Бриджет и начала составлять чайную посуду на поднос. По утрам она ходила в полосатой ситцевой хламиде для работы по дому, а ближе к вечеру надевала строгое черное платье с белым воротничком и белыми манжетами, белый фартук и шапочку. Раньше она служила судомойкой, но теперь получила повышение. Когда Элис собралась под венец и взяла расчет, Сильви наняла в деревне косенькую тринадцатилетнюю Марджори, чтобы поручить ей всю черную работу. («А эти две не управятся? — мягко осведомился Хью. — Бриджет и миссис Г.? У нас ведь не дворец». «Нет, не управятся», — ответила Сильви; на том и порешили.) Для Бриджет шапочка оказалась великовата и постоянно сползала на глаза. Вот и сейчас, шагая к дому по лужайке, Бриджет вдруг споткнулась оттого, что на миг ослепла по милости этой шапочки; балаганного падения чудом удалось избежать, и все потери свелись к серебряной сахарнице и щипцам, которые взмыли в воздух, разбрасывая вокруг кусочки сахара, будто слепые игральные кости. При виде такого конфуза Морис чуть не лопнул со смеху, и Сильви сказала: «Не глупи, Морис». Она смотрела, как Боцман и Урсула подбирают рассыпанные кусочки сахара: Боцман — большим розовым языком, а Урсула — благовоспитанно, капризными щипцами. Боцман глотал сахар торопливо, не разгрызая. Урсула подолгу сосала каждый кусочек. Сильви подозревала, что Урсуле на роду написано быть белой вороной. В родительской семье Сильви была единственным ребенком, и сложные отношения между собственными детьми часто внушали ей тревогу. — Приезжай в Лондон, — ни с того ни с сего сказала Маргарет. — Погостишь у меня пару дней. Мы чудесно проведем время. — А дети? — растерялась Сильви. — Тем более у меня маленький. Не могу же я их оставить. — А почему, собственно? — встряла Лили. — Разве нянюшка не справится? — Нянюшки у нас нет, — ответила Сильви. Тут Лили обвела глазами сад, будто надеясь высмотреть няню среди цветущих гортензий. — Да и зачем она мне? — добавила Сильви. (Или воздержалась?) Материнство стало ее обязанностью, ее судьбой. За неимением другого (а чего еще желать?) — ее жизнью. Сильви прижимала к груди будущее Англии. Не так-то просто найти себе замену, если, конечно, твое отсутствие хоть чем-нибудь отличается от присутствия. |
