|
-- Прощай, Лилиан, -- сказал он. -- Прости меня, Борис. -- В любви нечего прощать. Он улыбался. x x x У Лилиан не было времени собраться с мыслями; явилась сестра и позвала ее к Далай-Ламе. От профессора пахло хорошим мылом и специальным антисептическим бельем. -- Я видел вас вчера вечером в горной хижине, -- начал он холодно. Лилиан молча кивнула. -- Вы знаете, что вам запрещено выходить? -- Конечно, знаю. Бледное лицо Далай-Ламы приобрело на секунду розоватый оттенок. -- Значит, по-вашему, все равно, подчиняетесь вы этому или нет. В таком случае мне придется просить вас оставить санаторий. Быть может, вы подыщете себе другое место, которое будет больше соответствовать вашим вкусам. Лилиан ничего не ответила; ирония Далай-Ламы обезоружила ее. -- Я говорил со старшей сестрой, -- продолжал профессор, который воспринял ее молчание как выражение испуга. -- Она мне сказала, что это уже не в первый раз. Она вас неоднократно предупреждала. Но вы не обращали внимания. Подобные вещи подрывают нравственные устои санатория... -- Понимаю, -- прервала его Лилиан, -- я покину санаторий сегодня же вечером. Далай-Лама был ошарашен. -- Это не так уж спешно, -- ответил он, помедлив. -- Вы можете обождать, пока не подыщете себе что-нибудь другое. А может, вы уже подыскали? -- Нет. Профессор был несколько сбит с толку. Он ожидал слез и просьб еще раз попытаться простить ее. -- Почему вы сами разрушаете свое здоровье, фрейлейн Дюнкерк? -- спросил он наконец. -- Когда я выполняла все предписания, мне тоже не становилось лучше. -- Разве можно не слушаться только потому, что вам вдруг стало хуже? -- сердито воскликнул профессор. -- Это глупость, гибельная для вас! -- продолжал бушевать Далай-Лама, считавший, что, несмотря на суровую внешность, у него золотое сердце. -- Выбросьте эту чепуху из вашей хорошенькой головки! Он взял ее за плечи и тихонько встряхнул. -- А теперь идите к себе в комнату и с нынешнего дня точно выполняйте все предписания. Движением плеч Лилиан освободилась от его рук. -- Я все равно нарушала бы предписания, -- сказала она спокойно. -- Поэтому я считаю, что мне лучше уехать из санатория. Разговор с Далай-Ламой не только не испугал ее, но, наоборот, укрепил ее решимость. Он, как ни странно, уменьшил ее боль за Бориса, потому что у нее вдруг не оказалось выбора. Она почувствовала себя так, как чувствует себя солдат, который после долгого ожидания получил наконец приказ идти в наступление. |
