Клерфэ заметил, что
Лилиан без бот. Он взял ее на руки и пронес несколько шагов.
Она сперва противилась, но потом сдалась. Клерфэ опустил Лилиан
перед входом.
-- Так! -- сказал он. -- Пара атласных туфелек спасена!
Пойдем в бар?
-- Да. Мне надо что-нибудь выпить.
В баре было полно. Краснолицые лыжники в тяжелых ботинках
топтались по танцевальной площадке. Оркестр играл слишком
громко. Кельнер пододвинул к стойке бара столик и два стула.
-- Вам водки, как и в прошлый раз? -- спросил он Клерфэ.
-- Нет, глинтвейну или бордо.
Клерфэ посмотрел на Лилиан,
-- А вам что?
-- Мне водки, -- ответила она.
-- Значит, бордо, -- сказал Клерфэ. -- Окажите мне услугу. Я
не выношу водку после еды.
Лилиан посмотрела на него подозрительно: она ненавидела,
когда с ней обращались как с больной.
-- Правда, -- сказал Клерфэ. -- Водку будем пить завтра,
сколько захотите. Парочку бутылок я контрабандой переправлю в
санаторий. А сегодня закажем шеваль блан. Это вино такое
легкое, что во Франции его зовут илый боженька в бархатных
штанах.
-- Вы пили это вино во Вьенне?
-- Да, -- сказал Клерфэ.
Он говорил неправду, в тель де Пирамид он пил монтраше.
-- Хорошо.
Подошел кельнер.
-- Вас вызывают к телефону, сударь. Кабина справа у двери.
Клерфэ встал.
-- А вы принесите пока бутылку шеваль блана тысяча девятьсот
тридцать седьмого года. И откупорьте ее.
Он вышел.
x x x
-- Из санатория? -- нервно спросила Лилиан, когда он
вернулся.
-- Нет, звонили из Канна. Из больницы в Канне. Умер один мой
знакомый.
-- Вы должны уйти?
-- Нет, -- ответил Клерфэ. -- Для него это, можно сказать,
счастье.
-- Счастье?
-- Да. Он разбился во время гонок и остался бы калекой.
Лилиан пристально посмотрела на него.
-- А не кажется ли вам, что калеки тоже хотят жить? --
спросила она.
Клерфэ ответил не сразу. В его ушах еще звучал жесткий,
металлический, полный отчаяния голос женщины, говорившей с ним
по телефону: то мне делать? Сильва ничего не оставил! Ни гроша!
Приезжайте! Помогите мне! Я на мели! В этом виноваты вы! Все вы
в этом виноваты! Вы и ваши проклятые гонки!
Он отогнал от себя это воспоминание.
-- Все зависит от точки зрения, -- сказал он, обращаясь к
Лилиан. -- Этот человек был безумно влюблен в женщину, которая
обманывала его со всеми механиками. Он был страстным гонщиком,
но никогда не вышел бы за пределы посредственности. Он ничего
не хотел в жизни, кроме побед на гонках и этой женщины. Ничего
иного он не желал. И он умер, так и не узнав правды. Умер, не
подозревая, что возлюбленная не захотела видеть его, когда ему
отняли ногу. Он умер счастливым.
-- Вы думаете? А может, он хотел жить, несмотря ни на что.
-- Не знаю, -- ответил Клерфэ, внезапно сбитый с толку. |