Я проснулся от резкой остановки автомобиля и криков водителя. Угарова уже не было — он выпрыгнул, даже не дождавшись услужливого открытия двери. Меня же, полуживого, Лемонс с водителем поволокли на себе.

Перед нами возвышался замок. Настоящая готическая цитадель с горгульями на парапетах, узкими бойницами и подвесным мостом. Похоже, поместье в соответствии со вкусами прабабки декорировали.

— Добро пожаловать в Химерово, — пробормотал Лемонс, поёжившись.

«Дом. Милый дом!» — мелькнула ностальгическая мысль. Я даже запнулся от осознания, что память хоть и крохотными обрывками, основанными на ассоциациях, но даёт о себе знать. Это не могло не радовать. В то же время, если меня с рождения передали на воспитание простецам, то жить в чём-то подобном в этом мире я не мог… А значит… я — попаданец. Местная душа таки покинула тело в результате отравления, а мою сюда притянуло по неизвестной причине.

Меня провели через чёрный ход, видимо, чтобы не попался пред господским взором в неподобающем виде. Кухарка, встретившая нас на кухне, ахнула и осенила себя обережным знаком, видимо, в мире магической медицины мои искорёженные конечности впечатлили её даже больше, чем грязь и запах.

Комната, куда меня отвели, напоминала келью: простая деревянная мебель, соломенный матрас, чистое постельное бельё, свежие циновки на полу. Ни ковров, ни роскоши — лишь запах сушёных трав и воска. Вероятно, спальня для слуг. Что радовало, насекомыми не кишела.

— Переоденься, — бросил Лемонс, указывая на серый костюм на стуле.

Перед переодеванием принесли таз с тёплой водой. Я с трудом смыл с тела левой рукой чёрную жижу, выступившую после лечения. Вода тут же потемнела.

Костюм оказался великоват, на моём тощем теле с больной рукой и хромой ногой он болтался, как на вешалке. Но выбирать не приходилось. Едва успел застегнуть все пуговицы и затянуть пояс, как в спальню зашёл Лемонс и критически окинул меня взглядом:

— Для первого раза сойдёт. Дальше — как кривая выведет.

Тайными переходами мимо шепчущихся слуг мы спустились в подземелье. Три этажа вниз, шесть поворотов… Светильники на стенах горели ровным сиянием — магическим, как я предположил.

Спуск вниз по каменной лестнице сопровождался шорохом наших шагов и тихими стонами откуда-то снизу. Это не добавляло оптимизма. Я заметил, как поёжился Лемонс, но меня это мало беспокоило. Чем ниже мы спускались, тем сильнее горело в груди и не только. Если до спуска больная рука и нога ощущали покалывания, словно онемевшие, то сейчас превратились в место изощрённой экзекуции. У них будто втыкали множество раскалённых игл, которые плавились и пузырились внутри тела. И я с этим ничего не мог поделать. Да и не хотел. Я не мазохист, но конкретно в этом случае я считал, что боль — хороший знак. Как там было? Если вы проснулись утром и у вас что-то болит, значит, вы ещё живы. Любая боль была предпочтительней бесчувственности. А боль — хороший признак. С болью в дальнейшем можно работать.

Мысли от боли перешли к другой насущной проблеме — наличию или отсутствию магии у меня. Отчего-то я был абсолютно уверен, что магия во мне есть. То, что её не видели окружающие, совершенно не означало, что её не было. Как в той поговорке: «Ты суслика видишь? Нет? А он есть».

Иначе как можно было объяснить, что я заметил отблески силы в обережном знаке, использованном Угаровым? По-другому никак. Откуда-то я знал, что видение силы было одним из признаков магической одарённости, заодно являясь достаточно редким умением.

Тот же доктор Лемонс для работы со мной, насколько я понял по объяснениям Угарова, использовал артефакт — очки на носу, как и прочие лекари. То есть напрямую, без них, манипуляции с энергией он не проводил.