Судя по базовому уроку, магия кошмаров — это не просто подвид магии иллюзий. Это был сложнейший гибрид магии иллюзий, балансировавшей на стыке эмпатии и менталистики, требуя не только силы, но и тонкого понимания психологии.

«Как-то даже не думал, что „простая“ магия окажется столь сложной», — провёл я ладонью по листу, перечитывая предупреждение в третий раз.

Наконец, сдавшись, я сел изучать минимальный практический алгоритм.

Я медленно перевернул последнюю страницу инструкции, ощущая, как пальцы слегка дрожат от предвкушения. Решив не откладывать практику, первым делом подошёл к окну и плотно зашторил тяжёлые бархатные шторы, отсекая солнечные лучи. Комната погрузилась в полумрак, лишь слабый свет артефактной лампы дрожал на столе, отбрасывая тени по стенам.

Приняв медитативную позу прямо на прохладном паркетном полу, я скрестил ноги и упёрся ладонями в колени. Глубокий вдох — выдох. Ещё один. Глаза закрылись сами собой, веки оказались неожиданно тяжёлыми.

«Нужно вспомнить страх», — промелькнула мысль, но память упрямо не выдавала нужных образов. Я скривил губы в лёгком раздражении, чувствуя, как между бровей собирается морщина.

Тогда сознание само потянулось к тому самому моменту — нападению на нас с Эльзой. Перед глазами с болезненной чёткостью встала картина: огромная виверна, её горящие глаза, оскаленная пасть в сантиметрах от шеи княжны. Ладони сами сжались в кулаки, ногти впились в кожу. Да, вот оно — это липкое, противное чувство злости, густо приправленное страхом с бессилием. В груди заныло, будто кто-то сжал сердце в ледяном кулаке.

«Физически запомнить ощущение», — вспомнил я слова из учебника. Пришлось снова и снова прокручивать в голове тот момент, пока тело не начало реагировать само: сердце забилось как бешеное, по спине побежали противные мурашки, дыхание стало частым и прерывистым. Пальцы сами собой вцепились в складки брюк, пытаясь найти опору.

Следующий этап давался ещё труднее. Нужно было не просто чувствовать страх, а визуализировать его, дать ему форму. В учебнике говорилось, что обычно он выходит через ладони или рот. Но чем дольше я удерживал это состояние, тем страннее становились ощущения — в груди начало колоть, будто тысячи иголок впивались в кожу изнутри. И вдруг — прорыв. Из солнечного сплетения вырвался плотный столб чёрного дыма, настолько реальный, что я на мгновение зажмурился, ожидая запаха гари.

В этот самый момент дверь с треском распахнулась. Константин Платонович замер на пороге, его обычно невозмутимое лицо исказила гримаса ужаса.

— Ёквашумашурастудашу, — прорвалось у него старое солдатское прошлое, сквозь чопорную маску камердинера. Он махал руками перед лицом, словно отгоняя рой невидимой мошкары. — Ваше сиятельство, с вами все в порядке? Что у вас происходит? У меня мороз по коже пошёл так, как будто у вас бездна разверзлась здесь! Как будто вас здесь убивают. На стук вы не реагировали, поэтому я позволил себе ворваться.

Я же, прервав концентрацию, заметил, как дым моментально рассеялся, а остатки его втянулись туда же, откуда вышли, в район солнечного сплетения. При этом я чувствовал себя настолько ослабленным, настолько измученным и опустошённым, что именно сейчас мне бы не помешало несколько часов поспать перед выходом в высший свет.

Тело стало ватным, в глазах потемнело. Казалось, будто из меня выкачали всю жизненную силу.

— Который… час? — с трудом выдавил я, чувствуя, как язык заплетается.

— Полчаса до начала приготовлений к выходу, — ответил камердинер, всё ещё с опаской озираясь по сторонам. Его пальцы нервно теребили пуговицу сюртука.