Перелёт до Рыбреки занял неполных три часа. Когда дирижабль начал снижаться, сквозь разрывы в облаках показались бесчисленные озёра, сверкающие как ртуть среди изумрудной зелени. Деревушка неожиданно оказалась портом — крохотные лодочки качались у причала, а запах смолы и рыбы витал в воздухе.

В воздушном порту деревушки нас встречала женщина в светло-серых одеждах, в шляпке, скрывающей вуалью лицо, и сухой как жердь мужчина в невзрачном костюме с внешностью похожей на сурка. Женщина первой подошла к нам у трапа и представилась:

— Светлова Анна Игнатьевна, дочь Игната Сергеевича, буду передавать вам дела на заводе и карьерах.

Затем представился «сурок»:

— Поверенный по особым делам, Иван Иванович Леонтьев, буду наблюдать за соблюдением некоторых формальностей.

Мы представились сообразно титулам и обменялись приветствиями. Пришлось подождать выгрузки химер, и лишь после этого мы отправились к заводу и карьерам. Семьдесят километров от Рыбреки до завода мы преодолели на трициклах, а химеры своим ходом, следуя за нами по пятам. Анну Игнатьевну несколько настораживало подобное сопровождение, однако же она молчала, управляя колонной. Благо, коридор следования миниармии химер был заранее согласован бабушкой, и даже оплачено причинение беспокойства местным помещикам.

Сам завод располагался недалеко от деревушки Вознесенье, что на берегу Онежского озера. Там же виднелась небольшая пристань, от которой уходили гружёные баржи с продукцией из мрамора.

Я же искренне удивился, как с такой логистикой они умудрились заковать Петербург в мрамор.

На ходу Анна Игнатьевна поясняла, что камень из всех карьеров-спутников доставляют на завод по реке Свирь. Первичную обработку он проходил прямо в карьерах магами-ремесленниками воды и воздуха, а уже дальнейшую обработку на заводе, в том числе и с использованием всевозможных алхимических присадок.

— Особые заказы выполняются тоже на заводе, там есть разделение цехов по видам работ, — поясняла с некоторой грустью Светлова. Судя по тому, как она свободно ориентировалась в теме, мраморные карьеры находились под её ответственностью. — Готовая продукция доставляется по той же реке Свири сперва в Ладожское озеро, а после и в Петербург. Зимой доставляем санями, в остальное время года — баржами.

Сам завод неожиданно напомнил мне храм Ордена Святой Длани — те же пять отдельных корпусов, объединённых центральной управой. Пока Светлова проводила бабушку и поверенного по основным цехам, я решил проверить защитный контур, о котором говорил Степан.

Анализатор в моих руках сразу же начал тревожно мигать — Юматов не ошибся. Охранные схемы кардинально отличались от базовых, причём вкраплений было так много, что на каждый стандартный узел приходилось три-четыре дополнительных. Пришлось обратиться к Светловой за разъяснениями:

— Анна Игнатьевна, не могли бы вы пояснить усовершенствования в заводской артефакторной защите? — спросил я, показывая на необычные показания прибора.

Женщина в светло-сером платье ехидно хмыкнула:

— Юрий Викторович, вы оказывается не только искусный боец, но и знаток артефакторики.

Я лишь вопросительно приподнял бровь, делая вид, что не понимаю намёка.

— Не обессудьте… — её голос внезапно зазвенел холодом. — О вашей «победе» над нашим юношей знает весь Петербург. Он до сих пор в лазарете.

В её глазах читалась такая личная обида, что я сразу понял — Павел Светлов приходился ей близким родственником.

— Простите мою прямоту, — спокойно ответил я, — но ничего особенного я с ним не сделал. У парня случился самостоятельный магический и нервный срыв.