— Елизавета Ольгердовна, проверьте связь, — коротко обратился я к ней.

Бабушка нахмурилась, услышав подобное руководство к действию. Её брови сошлись в одну тёмную линию, а взгляд застыл, как будто бы она подключилась по связи к самой Василисе и попыталась посмотреть что-то её глазами. Спустя несколько секунд на лицо самой княгини легла тень беспокойства. Она резко вдохнула, словно вынырнув из глубины:

— Нам срочно нужно во дворец.

— Елизавета Ольгердовна, не думаю, что нас будут рады там видеть, — честно предупредил я её. — Мне дали отворот-поворот на две недели в связи с выходом после карантина, разрешив милостиво заниматься делами рода, и думаю, что повторный мой приход не вызовет особого энтузиазма, тем более что прошёл всего лишь день с последнего моего появления. А поскольку на карантине мы сидели с вами вместе, вряд ли в отношении вас есть несколько иная установка.

— Поверь мне, Юра, они захотят нас увидеть. И очень скоро.

Во дворце мы были спустя полчаса. Ну, как «во дворце»… Мы приземлились на площади возле Кремля. Необходимо было ещё получить разрешение попасть во дворец, тем более что часы на кремлёвской башне отбили девять часов вечера. Их тяжёлый бой разнёсся над пустынной площадью. В такое время официальные приёмы уже были давным-давно завершены, а посему вытребовать аудиенцию у императрицы было достаточно сложно. Однако же бабушка воспользовалась привилегиями, имеющимися у архимагов, затребовав немедленную встречу. Её голос, когда она говорила со стражей, звучал истинно по-генеральски, чувствовался не только военный опыт, но и управленческий.

Требование о встрече передали обер-камергеру, и тому пришлось лично выходить к нам. Он даже не вышел из тени замкового прохода, лишь мундир с золотым шитьём тускло блестел в свете артефакторных светильников. Держа дистанцию в пять метров, он внятно повторил то же, что и сообщили мне: официально на две недели в целях безопасности мне и княгине запрещено появляться в пределах дворца.

На что княгиня ответила кратко:

— Если мы появимся через две недели, то к этому моменту её императорское высочество Елизавета Алексеевна умрёт. Поэтому либо вы нас проводите на территорию дворца, либо мы умываем руки.

Обер-камергер кусал губы и хмурился, не понимая, как поступить в этом случае, его пальцы нервно перебирали край кружевного жабо. Бросив короткое:

— Ожидайте, — он стремительно исчез в коридорах дворца.

В следующий раз он появился с лицом белее мела и слегка подрагивающими буклями на парике.

— Следуйте за мной, княгиня, княжич, — кивнул он и на расстоянии нескольких метров всё так же двигался впереди нас, ничего не говоря и не задавая никаких вопросов. Его спина была неестественно прямой, будто он боялся обернуться и увидеть у себя за спиной не нас, а изменённых скверной тварей.

В этот раз нас довели до приёмной императрицы гораздо быстрее. Атмосфера там была «лёд и пламя», в том смысле, что от Марии Фёдоровны расходились ледяные змеи во все стороны, а принц то и дело сжимал и разжимал кулаки, пытаясь удержать пламя на внутренней, поверхности ладоней. Судя по недовольным лицам, они только что крупно повздорили, но к компромиссу не пришли.

— Откуда вы вообще знаете о пропаже принцессы? Может это вы с вашей химерой его организовали? — без всяких приветствий и прочих соблюдений этикета обратилась к нам императрица. Она вцепилась руками в спинку стула, превратив его в ледяной трон.

— Мама! — зарычал принц гортанно, отчего во все стороны брызнуло пламя, топя материнский лёд и оставляя чёрную копоть на нижних оборках домашнего платья императрицы.