Вы мне возразите, что
все это бесполезно, что вы все равно сбежите при первой же возможности и
разоблачите меня? Так вот: не такой я наивный, милая, чтобы не иметь ответ
на этот вопрос. Итак, слушайте еще: не проходит и дня, чтобы я кого-то не
убивал, Жюстина, то есть получится шесть трупов, прежде чем вы доберетесь до
ближайшего суда, шесть жертв, которых вы погубите, пытаясь погубить меня,
вот так, даже если допустить такую возможность (хотя это невозможно, ибо я
скроюсь через несколько дней после вашего исчезновения), на вашей совести
будут шесть мертвецов.
- На моей совести?
- Да, потому что вы могли бы спасти хотя бы одного, предупредив его, вы
могли бы спасти и других. Видишь, Жюстина: разве я был неправ, говоря, что
вы останетесь добровольно? Теперь бегите, если вам позволит совесть, бегите:
двери открыты, и путь свободен!
- Сударь, - сказала сраженная Жюстина, - в какое положение ставит меня
ваша злобность!
- Я согласен, ваше положение ужасно, и это служит одним из самых мощных
стимулов для моих адских страстей. Я хочу принудить вас участвовать в моих
злодеяниях; я хочу приковать вас посредством добродетели к пороку и
распутству; а когда я буду сношать вас, Жюстина - вы ведь понимаете, что так
оно и будет, - эта восхитительная мысль сделает мой оргазм необыкновенно
сладостным.
- Как, сударь, неужели и это?..
- И это, Жюстина, и все остальное вы будете делать по своей воле. Если
вы достаточно ловки, чтобы помочь спастись кому-нибудь, ну что ж вы имеете
право спастись сами. Но если нет, вы запятнаете свои руки кровью жертв, вы
будете их убивать и грабить вместе со мной, вы будете лежать голенькой на их
еще теплых и окровавленных трупах, и я буду вас сношать... Вот сколько у вас
причин спасать их! Сколько искусства, сколько ловкости потребуется вам,
чтобы отвести от них мои кинжалы! Ах, Жюстина! Никоща ваши хваленные
добродетели не смогут явить себя с таким блеском, никогда у вас .не будет
лучшей возможности оказаться достойной уважения и восхищения честных и
добропорядочных людей.
Нам трудно описать чувства нашей героини, когда хозяин вышел по своим
делам и оставил ее наедине с ужасными мыслями.
- О, великий Боже! - воскликнула она. - Я думала, что злодейство уже
испробовало на мне все свои фантазии, что после всего, что заставила
испытать меня моя судьба, у него не осталось ничего, мне не известного...
Как же я ошибалась! Вот они, беспримерные ухищрения жестокости, и я уверена,
что они неведомы даже обитателям преисподней. Этот монстр прав: сбежав
немедленно, чтобы донести на него, я наверняка потеряю не один день, между
тем, как, возможно, нынче же вечером я смогу вырвать из лап смерти обоих
путников, которые только что приехали. Однако, - продолжала она, - если
через год или два я увижу, что вообще невозможно спасти ни одного
человека... не лучше ли сбежать прямо сейчас? Ах нет, ни за что! Ведь он
сказал, что исчезнет вскоре после моего бегства, но перед тем убьет всех,
кто попадется ему под руку, а ведь я могла бы избавить их от смерти. |