Сыплется златым дождем ночь глухая, Ночь Святая.

Что же ты, мой царь, смолчал. Что глазами все раскликал.

Ну – идем на сеновал, в царство шепота и крика.

Лестница. Шатает. Тьма. Запах кашки, горечавки.

Боже! Я сойду с ума от великой, малой травки.

Как ладони горячи. Хруст. И боль. И шелест. Боже,

О, молчи… – как две свечи в церкви, мы с тобой похожи.

В сена дым мы – обними!.. крепче!.. – валимся камнями:

Не людьми, а лошадьми, в снег упавшими дарами.

Ты сдираешь тряпки прочь с ребер, живота и лона:

Ты горишь, Святая Ночь, ярче плоти раскаленной.

Губы в губы входят так, как корона – в лоб владыки.

И в зубах моих – кулак, чтобы дух не вышел в крике.

Милый! Милый! Милый! Ми… сено колет пятки, груди…

Поцелуй меня костьми всеми. Бог нас не осудит.

Бог – сегодня Он рожден. Спит под Материным боком.

А слоны Ему – как сон. Ты же мне приснился: Богом.

Мягким хоботом слона и верблюжьею попоной…

Плеском – в бурдюке – вина… Колокольцем запаленным…

И лимонною короной на тюрбане… бирюзой

По исподу конской сбруи… И – сияющей слезой

На излете поцелуя…

Так целуй меня, целуй! Бог родился и не дышит.

На исходе звездных струй наши стоны Он лишь слышит.

Видит танец наших тел, золотых, неумолимых, –

Значит, так Он захотел: мы – лишь сон Его, любимый!

И, рукой заклеив стон, и, биясь на сеновале, –

Мы всего лишь Божий сон, что уста поцеловали!

Мы – его дитячий чмок у нагой груди молочной,

Снега хруст – и звездный ток, драгоценный, непорочный…

И, гвоздикой на губе, и, ромашкою нетленной, –

Вспоминаньем о косьбе – ты во мне, а я в тебе:

Боже, будь благословенна ночь!.. – душистый сеновал,

Праздник, бубенцы, деревня, гости, печь, вино, навал

Звезд – от смерда до царевны – в саже неба; смоль икон,

Золотой зубок лампадки – и твой рот, и смех, и стон,

Тело, льющееся сладко нежным мирром – на меня и в меня, –

и, Святый Боже, –

Взгляд, глаза, кресты огня – на щеке, груди, на коже:

Глаза два – вошли навек и навылет!.. – тише, глуше:

Так, как в ночь уходит снег, так, как в жизнь уходят души.

ВЕНЕРА ПЕРЕД ЗЕРКАЛОМ

Так устала… Так вымоталась, что хоть плачь…

Дай, Господи, сил…

В недрах сумки копеешный сохнет калач.

Чай горький остыл.

Здесь, где узкая шпрота на блюде лежит,

Как нож золотой, –

Сознаешь, что стала веселая жизнь –

Угрюмой, простой.

В этом городе, где за морозом реклам –

Толпа, будто в храм, –

Что останется бабам, заезженным – нам,

Исплаканным – нам?..

Эта тусклая джезва?.. И брызнувший душ…

Полотенце – ко рту…

И текущая грязью французская тушь –

Обмануть Красоту…

И неверный, летяще отчаянный бег

В спальню… Космос трюмо –

И одежда слетает, как горестный снег,

Как счастье само…

И во мраке зеркал – мой накрашенный рот:

Сей воздух вдохнуть.

И подземный пятак из кармана падет –

Оплачен мой путь.

И на бархате платья темнеющий пот

Оттенит зябкий страх

Плеч худых – и, как солнечный купол, живот

В белых шрамах лучах…

И, когда просверкнет беззащитная грудь,

Сожмется кулак, –

Я шепну: полюби меня кто нибудь!

Это – просто же так…

Пока грузы таскаю, пока не хриплю,

Отжимаю белье,

Пока я, перед зеркалом плача, люблю

Лишь Время свое.