— Это неважно. Лучше скажи мне... — Я снова повернулась к ведру с корюшкой и пощупала её. — Скажи, как бы ты приготовил такую вот озёрную корюшку?
— Поджарил бы на сковородке, — не раздумывая, ответил он. — Лучше всего жарить её в сливочном масле.
— Но как бы ты приготовил озёрную корюшку именно для мадонны Джулии? — не унималась я. — Ты прожил в её доме уже год и кое-что знаешь о её вкусах.
Он колебался, грызя ноготь большого пальца. Сунув в ведро руку, он пощупал корюшку, потом понюхал.
— Всё равно поджарил бы на сковородке, — медленно проговорил он. — Потому что от жареной пищи у людей поднимается настроение, а мадонна Джулия, по словам её служанки, в последнее время печальна. Потому что святой отец стал засматриваться на других женщин...
— Нам вовсе необязательно рассуждать о том, отчего она печальна, — резко сказала я. — Это означает лезть в чужие дела, а хороший повар никогда не лезет в дела хозяев. Итак, жареная корюшка?
— Да, жареная, но под другим соусом. Вы, синьорина, любите соусы с апельсиновым соком, но это для корюшки слишком резко. — Он сдвинул брови. — По-моему, здесь нужен зелёный соус. Петрушка, кровохлёбка, щавель, верхушки шпината, ночная фиалка — и, может быть, немного мяты. Всё надо тонко растолочь вместе с миндалём...
— С каким миндалём? — перебила его я.
— С миланским, он самый лучший.
— Почему?
— Просто лучший, и всё, — отсутствующе ответил он, и я подавила довольную улыбку. — Значит, сверху должен быть зелёный соус; очень простой и очень свежий. Он напомнит мадонне Джулии о месте, где она жила, когда была девушкой — вы говорили, что она выросла у озера Больсена? Она подумает о своей юности. Поев этого блюда, она почувствует себя... — Он пожал плечами. — Счастливой.
— Возможно, в таком случае ты захочешь сам приготовить ей это блюдо на ужин. — Я отвернулась от его потрясённого лица и, обращаясь к торговцу рыбой, отбарабанила свой заказ. Тот утвердительно хрюкнул и принялся вычерпывать свежую корюшку из ведра. Повернувшись обратно к своему подмастерью, я пригрозила: — Если увижу, что ты не справляешься, то сразу тебя отстраню. Понял?
— Да, синьорина. — Он стоял, сжимая корзину и безуспешно пытаясь подавить улыбку, которая готова была расплыться по всему его лицу. У него было право улыбаться — он был на год младше любого подмастерья, которого я когда-либо просила приготовить кушанье для стола хозяев. И, если я не ошибалась, единственным из них, кто обещал когда-нибудь стать по-настоящему хорошим поваром.
— Думаю, нынче вечером у нас будет рыбное меню, — продолжила я и направилась к следующему продавцу. Бартоломео рысил рядом. — И много местных фруктов. — В уме я поправляла своё первоначальное меню. Никакой римской пиццы, как я планировала раньше, она только вызвала бы у мадонны Лукреции тоску по дому. В конце концов, ей надо приучить себя к своему новому дому, и лучше всего сделать это с помощью еды. Холодный салат из зелёного лука и местных огурцов; осетрина из омывающего Пезаро моря и форель из протекающей через него реки; виноград и персики из его садов и дыни с его бахчей; и напоследок пирожные со спелыми местными абрикосами. Освежающий летний ужин из провизии, выращенной или выловленной в Пезаро, поданный в саду, где будет дуть свежий морской ветерок.
— Мадонне Адриане корюшку не подадим, — задумчиво сказала я, останавливаясь подле засоленного линя. — Она считает, что эта рыба слишком дорогая...
— Подадим ей форель, — не задумываясь, отозвался Бартоломео. — Этой старой карге чем дешевле, тем лучше.
Я, подавив улыбку, стукнула его по плечу.
— Никогда не говори плохо о своих хозяевах!
— Я хотел сказать, что форель дешевле корюшки, и она будет довольна. |