Спускайся во двор и смотри, не медли.
Я на мгновение опять взглянула в её широкое лицо.
— Хорошо, — сказала я.
Если не знаешь, что ждёт тебя впереди, обставь свой выход как можно эффектнее и надейся на лучшее. Я с достоинством, высоко держа голову, прошла вниз по лестнице, потом через одну сводчатую комнату, через вторую и вступила под арки галереи, которая обрамляла внутренний двор. Здесь я на мгновение остановилась, ослеплённая солнечными лучами, льющимися с открытого неба и кажущимися особенно яркими после приглушённого света внутри палаццо. Я заморгала, приложила руку ко лбу, прикрывая глаза от солнца, — и тут увидела перед собою мужскую руку.
— Идём, — сказал обладатель руки.
Идя вниз по лестнице, я приготовила короткую, красивую, полную возмущения речь, но теперь моя ладонь лежала на широкой, унизанной кольцами руке — руке с кардинальским перстнем. Руке высокопоставленного кузена мадонны Адрианы, кардинала, который так великодушно предоставил свой дом для моего свадебного пира. Как же его зовут? Меня представляли ему с полдюжины раз, но по мне все кардиналы выглядели на одно лицо — как стая слащавых алых летучих мышей.
— Ваше высокопреосвященство, — выдавила я из себя и присела в реверансе на мраморной ступеньке галереи.
— Нет, нет, — тотчас проговорил он и поднял меня. — Это старость должна преклониться перед красотой, а я вижу здесь очень старого мужчину и очень красивую девушку.
Он отвесил мне изящный поклон, более подобающий мужчине в камзоле и рейтузах, чем мужчине в облачении клирика[27]. Когда он распрямился, я увидела, что он возвышается надо мною, хотя я всё ещё стояла на целых две ступеньки выше. Его сложение было под стать его величественному росту — он был сложен, как бык на гербовом щите, украшающем двери его дома, бык с орлиным носом и тёмными глазами, в которых где-то глубоко блестело веселье. Звук «р» он произносил на испанский манер.
— Идём, — повторил он и увлёк меня вниз по ступенькам галереи в мшистый сад. — Полагаю, вы недоумеваете — почему мадонна Адриана послала вас ко мне.
— Чтобы поблагодарить вас за то, что вы позволили устроить мой свадебный пир у вас в доме, — предположила я.
Он медленно прогуливался со мною по саду между искусственных склонов с цветущими майскими цветами и мраморных статуй в нишах, увитых виноградными лозами. В центре сада журчал фонтан с каменной нимфой, танцующей в его струях.
— Это был прекрасный банкет, Ваше высокопреосвященство, — ничуть не погрешив против истины, сказала я. Меня совершенно не удовлетворяло другое — то, что произошло потом. Это Орсино и я должны были бы прогуливаться сейчас вокруг этого вот фонтана, время от времени смеясь, и я сорвала бы один из этих пряно пахнущих левкоев и заткнула бы его Орсино за ухо, и если бы в его душе была хоть капелька галантности, он поцеловал бы цветок и отдал его обратно мне.
— Я рад, что вы хорошо провели время за ужином. — Голос у кардинала был глубокий, звучный, созданный для того, чтобы гулко отдаваться в сводах сумрачных соборов. Неудивительно, что он пошёл по церковной стезе. — Но должен признаться, что у меня был ещё один мотив для того, чтобы ваш брачный пир прошёл в моём доме.
— Вы не знаете, отчего мой муж уехал так внезапно? — не удержалась я от вопроса.
— В этом я тоже признаюсь.
— Что? — Я остановилась, хотя моя ладонь всё ещё продолжала покоиться на его руке. — Так это вы его отослали?
— Да, — откровенно сказал кардинал.
Я открыла рот, чтобы сказать... одна Пресвятая Дева знала, что.
— Это она? — спросил за моей спиной мальчишеский голос. Я повернулась и увидела высокого паренька, всего лишь на год или два моложе меня, с золотисто-рыжими волосами, в свободной рубашке и рейтузах, таких мятых, словно он в них спал. |