— Хуан, — мягко сказал кардинал, — уйди.

— Что? Я просто хотел посмотреть на новую наложницу. — Хуан, или как его там, с головы до ног смерил меня сальным взглядом, достойным пятидесятилетнего сладострастника. — Можете прийти побаловаться со мной, если вам не по вкусу его высокопреосвященство, мой отец, — сказал он всё с той же сальной самодовольной ухмылкой.

— Хуан, — уже намного менее мягко сказал кардинал, и юнец выпрямился в полный рост.

— Мне просто хотелось взглянуть, вот и всё! Знаешь, я бы тоже мог заиметь наложницу. Я уже достаточно взрослый!

— Тебе только шестнадцать, и ты мне мешаешь. Оставь нас. — Кардинал снова, ничуть не смутившись, повернулся ко мне, в то время как юнец пробормотал что-то неразборчивое, напоминающее извинение, и поспешно ретировался. — Надеюсь, вы простите моего сына, мадонна. Он молод и склонен быть грубым перед лицом красоты. Это форма, в которой неоперившиеся юнцы выражают свой трепет, который вам, должно быть, хорошо знаком.

Я едва его слышала — передо мною только что разверзлась бездна.

— Простите, что я так туго соображаю, Ваше высокопреосвященство. Я просто глупая девушка, так что сразу не поняла — вы услали моего мужа, чтобы завладеть мною самому.

— Да, — весело сказал кардинал.

Я ударила его. То была хорошая крепкая затрещина — я могла одним таким ударом уложить мужчину на обе лопатки, да так, что у него гудело бы в голове. Кардинал было пошатнулся, но только откинул голову назад и рассмеялся.

— Перестаньте хохотать! — Я по-детски топнула ногой по садовой дорожке. — Никто не должен смеяться после моей затрещины! У меня три брата и сестра, которая меня ненавидит — и я знаю, как бить по щеке наотмашь! — На лице кардинала уже проступил красный след моей руки — так ему и надо.

— Верно, у вас это хорошо получается. — Кардинал закашлялся от смеха. — Но боже мой, меня уже несколько десятилетий как не лупила по щеке красивая девушка, и я только сейчас понял, как мне этого не хватало! Этой пощёчины почти довольно, чтобы я снова почувствовал себя молодым. Если вам интересно, — добавил он, — то мне шестьдесят один год.

— Мне интересно сейчас только одно — как поскорее выбраться из этого... этого гнезда порока! — Я дрожала с головы до ног в своих тяжёлых белых с золотом юбках. — Мой муж обо всём знал, или же вы придумали какой-то предлог, чтобы услать его подальше?

— Разумеется, он всё знал. И я ему хорошо заплатил. Хотя он, вероятно, пожалел о заключённой нами сделке, когда увидел, от чего отказался.

— Сделке, — но когда же вы её заключили? Я же увидела вас только вчера!

— Вовсе нет, мы с вами встречались раз пять. Просто все клирики выглядят на одно лицо для молодых девушек, которые смотрят только на молодых щёголей. — Он с печальным видом провёл рукою по своим тёмным волосам с белой вмятиной выбритой на макушке тонзуры[28].

— Не понимаю, как мы с вами могли встретиться до вчерашнего дня — ведь я выросла в Каподимонте.

— Но вы приезжали в Рим прошлой зимою, когда ваш брат Бартоломео подыскивал себе жену. Вероятно, он также хотел продемонстрировать Риму вас, чтобы начать торги. Я видел вас на мессе — о, по меньшей мере, дюжину раз. Вы, скажем так, выделялись на общем фоне. Однажды я пропустил всю проповедь, заглядевшись на ваш профиль.

Я надменно сузила глаза. От страха у меня сосало под ложечкой, но я не собиралась показывать ему, что боюсь.

— И, всего лишь понаблюдав за мною несколько раз, когда я была в церкви, вы пришли к выводу, что я захочу стать вашей.