Он повернул мою руку ладонью вверх и легко провёл губами по внутренней стороне моего запястья. Вернее, он бы сделал это, не вырви я руку.

— Не прикасайтесь ко мне, — предупредила его я. С тех самых пор, когда мне исполнилось двенадцать и я начала округляться, из девочки превращаясь во взрослую девушку, мужчины щипали, тискали и пожирали меня глазами. Пажи, лакеи, заполонившие улицы наёмные головорезы; частные учителя, которым полагалось давать мне уроки танцев и преподавать мне «Божественную комедию» Данте[29]; незнакомцы, которые словно невзначай старались прижаться ко мне слишком тесно, когда я выходила после мессы из переполненной церкви; даже священники, которым я исповедовалась. Причём каждый из них был уверен, что поглаживание и похлопывание сойдёт им с рук, и единственное, что могла сделать незамужняя девушка, — это как можно быстрее отойти украдкой, пока её не обвинили в предосудительном кокетстве. Но теперь я была замужней женщиной, и больше мне не надо было притворяться, будто я ничего не чувствую, когда меня пытаются лапать и щипать. — Не прикасайтесь ко мне, — повторила я, но голос мой дрогнул. «А можно ли говорить “нет” кардиналу?» — прошептал мне испуганный внутренний голосок.

— О, не бойтесь, — нисколько не обидевшись, усмехнулся он и снова отвесил мне изысканный поклон. — Я не дотронусь до вас, пока вы меня не попросите сами.

— Уверяю вас, этому не бывать.

— Скоро мы встретимся снова, — пообещал он, не обратив ни малейшего внимания на мои слова, и удалился быстрым пружинистым шагом человека, которому ещё очень далеко до шестидесяти лет. Он покинул меня стремительно, и, когда я осознала, что он вложил что-то мне в руку, он уже взбежал по ступеням галереи и входил в дом — если бы я что-то сказала, он бы меня уже не услышал.

Я разжала пальцы — и аж задохнулась от удивления. На ладони у меня, изящно свёрнутая, лежала нитка жемчуга с одной грушевидной жемчужиной-подвеской, такой большой, какой я за всю свою жизнь ещё не видала.

«Ожерелья не нужно, дорогуша, — давеча пропела тонким голоском мадонна Адриана. — Да ты и сама скоро это увидишь».

Старая ведьма. Моя сводня-свекровь всё знала заранее. Она отправила своего собственного сына в деревню, чтобы не мешал, и обрядила его молодую жену, чтобы послать её заниматься блудом.

Я зажала ожерелье в кулаке и, торопливо взбежав по лестнице, ворвалась в свою спальню. Как мне хотелось найти там мадонну Адриану — тогда бы я бы швырнула эту безупречную жемчужину ей в лицо. Но в комнате была только моя новая камеристка Пантесилея — она шарила по ящикам моего комода и моим сундукам.

— Ты что же это, приставлена ко мне, чтобы за мною шпионить?

— Мне велела мадонна Адриана, — извиняющимся тоном отвечала моя служанка. — Вы виделись с кардиналом, мадонна Джулия? Он красив? Мне не случалось видеть его вблизи...

— Убирайся! — крикнула я. — Чтобы духу твоего не было здесь ни сейчас, ни потом!

Её глаза остановились на ожерелье, зажатом в моих пальцах.

— Ух, какое красивое! Мне тоже нравятся украшения — они показывают, что у мужчины серьёзные намерения...

— Вон!!

— Уже иду, мадонна Джулия, уже иду.

Она сделала мне реверанс и по-свойски хихикнула, но я конечно же отказалась ответить ей тем же. — Твоё имя нелепо и смехотворно! — крикнула я ей вслед. Тоже мне Пантесилея! Эта пронырливая девка нисколько не напоминала царицу амазонок, она даже не была служанкой — она была мерзкой шпионкой! Шпионкой, приставленной ко мне, чтобы докладывать обо всех моих действиях, всех поступках, всех секретах.