Я протянул руку и закрыл ей глаза, полуоткрытые, незряче глядящие на сучковатые потолочные балки.

— Кто это сделал? — спросил я снова.

— А я почём знаю? — кабатчик пожал жирными плечами, уныло глядя на кровь, которая стекла со стола и образовала на полу застывшую тёмную лужу. Из-за его спины, за закрытой дверью кухни, слышались голоса двух оставшихся служанок — они рыдали и тихо переговаривались. — Одна из девушек говорит, что вчера поздно вечером здесь развлекались трое мужчин — играли в кости, сорили деньгами, пялились на девушек. Может, Анна осталась, после того как остальные две ушли, чтобы, значит, обслужить их.

— А вы здесь были?

— Нет, я пошёл к полуночной мессе, — с постным видом отвечал кабатчик.

— Ты пошёл поваляться в постели с женою возчика, к которой ты любишь захаживать, когда её муж со своими мулами уезжает из Рима.

— Они были хорошо одеты. Анна могла бы заработать приличный куш, если бы задрала юбки для кого-нибудь почище карликов да торговцев рыбой. Только всё пошло не так, как она хотела.

— Нет, её не изнасиловали. — Я поправил её мятые юбки, чтобы они закрыли ей лодыжки. Под юбками у неё не было крови, на бёдрах не было кровоподтёков. Синяки виднелись у неё на коленях, как будто кто-то пытался насильно их раздвинуть, но Анна, как видно, слишком отчаянно боролась.

Ножи, которыми её руки пригвоздили к столу, видимо, были нужны для того, чтобы она не сопротивлялась...

— Кто теперь будет убирать всё это свинство, хотел бы я знать? — Кабатчик снова принялся жаловаться. — Мне придётся заплатить этим девчонкам двойную плату только за то, чтобы они вымыли тут пол! А до тела они и дотрагиваться не станут: как-никак она была шлюхой, да и померла без покаяния.

— О её теле позабочусь я. — Я пересёк кухню и взобрался на стул, чтобы добраться до свечного ящика. — Я заплачу, — сказал я, предупреждая протесты кабатчика, и начал расставлять свечи вокруг тела Анны. Дешёвые свечи, сделанные из прогорклого сала. Она была достойна, чтобы во время ночного бдения подле её тела перед погребением горели свечи из пчелиного воска. Она много чего была достойна. Например, шёлкового платья вроде того, которое мы с нею видели на красивой юной новобрачной, что ехала мимо нас в свадебной процессии две недели назад. Она была достойна иметь заботливого мужа и любящую семью. Она заслуживала пристойной смерти в шестьдесят лет, а не этой ужасной гибели, когда всего-то в двадцать пять её сначала пригвоздили к кухонному столу, а потом перерезали ей горло.

— Закрой на сегодня таверну, — сказал я кабатчику, который опять начал было жаловаться и кипятится. — Я буду бодрствовать у её тела всю ночь, а завтра заплачу за её похороны.

— А карлик-то вроде влюблён! — Кабатчик игриво поднял бровь, и его губы начали было растягиваться в ухмылке.

— Попридержи свой грязный язык, пока я его тебе не отрезал, — не повышая голоса, остановил его я. — У неё нет семьи, чтобы заняться её похоронами, так что все хлопоты возьму на себя я.

— Что ж, это твои деньги — тебе и решать, на какую блажь их тратить.

— Эти деньги я выиграл, когда мне достались очень удачные карты при игре в примьеру, — объяснил я бездыханному телу Анны, когда кабатчик, топая, вышел вон. — Chorus, четыре карты одного достоинства.