Я опустила глаза на свои руки. Старые ножевые порезы, побледневший ожог на запястье от чересчур горячего соуса, мозоли от возни с вертелами и ощипывания тушек фазанов.

Кому из святых, кроме святой покровительницы поваров, понадобились бы такие вот руки?

И тут я впервые вгляделась в скрюченную руку, которая лежала у меня на койке. Она, как и мои руки, была маленькая — такой рукой удобно фаршировать мелких птиц. Узкие пальцы, и на одном сохранилось филигранное золотое колечко, как раз такое, которое выбрала бы повариха, потому что оно не мешало бы месить тесто для хлеба. Увядшая ладонь была широкой — и, что это? — кажется, след от мозоли у основания указательного пальца, как раз в том месте, где у меня тоже мозоль от рукоятки ножа?

Я улыбнулась — кажется, впервые за много месяцев. Может быть, это и не настоящая рука моей святой покровительницы, но это точно была рука поварихи.

Может быть, мы всё ещё понимали друг друга, святая Марфа и я. Может быть, она не так уж на меня и сердита. В конце концов, она помогла мне с приготовлением свадебного пира для мадонны Джулии — пусть все мои труды и приписал себе Марко, но благословенная святая Угодница и я — мы обе знали, кто на самом деле провернул дело.

— Хороший получился пир, правда, — спросила я у руки и была немало разочарована, когда она в ответ не пошевелилась. Если бы она сотворила крестное знамение, я бы поняла, что моя клятва услышана.

А может, я бы просто лишилась чувств.

— Кармелина! — послышался из кухни рёв Марко. — Где ты там, кузина, почему не работаешь? Этот инжир сам себя не нафарширует!

— Иду, маэстро, — отозвалась я и поспешно сменила запачканный передник на чистый. Руку я осторожно завернула в свой самый лучший платок и положила на дно сундука. — Это, конечно, хуже, чем ковчег из серебра и горного хрусталя, — сказала я вслух, поднимаясь с колен, — но ты никогда и никому не будешь так нужна, как мне.

Я перекрестилась и быстро выбежала из моей каморки, пахнущей оливковым маслом. Я была воровкой и осквернительницей церкви и, вероятно, однажды попаду в ад, но Марко был прав. Инжир для мадонны Джулии сам себя не нафарширует.

ГЛАВА 4

Меч Господень опустится молниеносно

и скоро.

Савонарола[39]

ЛЕОНЕЛЛО

Постоялый двор «Смоква» стоял на одну или две ступеньки выше, чем те заведения, в которых я обычно зарабатывал на жизнь. Служанки здесь были одеты в опрятные платья и чистые передники и чаще всего принимали негодующий вид, если, после того как они приносили напитки, клиенты хлопали их по бёдрам. Вина были тоньше, свечи были восковые, а не чадящие сальные. Установленные на козлах столы не шатались и были чисто вымыты, и в толпе покрытых дорожной пылью паломников и обычных для любой таверны игроков чаще попадались одетые в бархат юнцы, сбежавшие от своих наставников ради толики шумного веселья среди простонародья и игры в карты. Чтобы не отличаться от остальных завсегдатаев трактира, я купил себе новую рубашку, почистил сапоги, вынул из сундука, что стоял в изножье моей койки, редко мною надеваемый выцветший бархатный берет, а на свои короткие пальцы нацепил несколько колец, не серебряных, но выглядящих как серебро, и на протяжении трёх недель каждый вечер ходил в «Смокву», играя в кости, зару и прочие азартные игры, которые обычно презирал. Я заказывал кружку вина для себя, притворялся, что пью, покупал выпивку для своих партнёров по игре, смотрел, как они осушают свои кружки до дна, и всё это время держал ухо востро.

Требуется некоторая ловкость, чтобы задавать вопросы во время игры в карты.