«Не мог ли он находиться где‑нибудь на той стороне улицы? – задумался Брайан. А следующей мыслью было: – Не разглядел ли он моё лицо?»
– Что ж, полагаю, что нужно браться за дела, – сказал он, взглянув на Дома, который вместо ответа поднял вверх оба больших пальца.
Через несколько минут принесли кофе. Джек разлил его по чашкам. Кофе оказался с гущей, приготовленным, что называется, по‑турецки, но при этом хуже даже того, какой варят в Турции. Однако лучше, чем ничего. О своей акции они не говорили. Их подготовки, какой бы сокращённой она ни была, хватало на то, чтобы не обсуждать дела в помещении, не проверенном на предмет «жучков» – для этого у них не было соответствующего оборудования, да они и не знали, как это делается.
Джек залпом выпил свой кофе и направился в душ. Там с потолка свисала красная цепочка, за которую, по всей вероятности, следовало потянуть в случае сердечного приступа, но он чувствовал себя вполне прилично и не стал проверять, действует эта сигнализация или нет. Он, правда, не был уверен в Доминике, не успевшем отойти после вчерашнего автопробега и казавшемся размазанным, словно лужица кошачьей блевотины на ковре, на которую к тому же наступили башмаком. С ним самим душ сотворил чудо, и он вернулся в гостиную чисто выбритым, розовым, благоухающим лосьонами и готовым к любым подвигам.
– Еда в здешнем ресторане вполне приличная, а вот насчёт кофе я не уверен, – объявил он.
– Не уверен – это ещё мягко сказано. Господи, я готов держать пари, что на Кубе кофе и то лучше, – откликнулся Брайан. – Что там Куба, даже кофе из сухого пайка, и то лучше.
– Никто не идеален, Альдо, – заметил Доминик. Но ему поданный кофе тоже не понравился.
– Так что, через полчаса внизу? – спросил Джек. Ему для полной готовности хватило бы трех минут.
– Если меня там не будет, вызывай «Скорую», – простонал Энцо, направляясь к двери. Он очень надеялся, что боги душа окажутся милосердными к нему сегодня утром. «Где же справедливость? – рассуждал он про себя. – Понимаю, что похмелье может быть с перепоя, но чтобы от вождения машины?!»
Но тридцать минут спустя все трое встретились в вестибюле, аккуратно одетые и в тёмных очках, предназначенных для защиты глаз от яркого итальянского солнца, сиявшего снаружи. Доминик спросил у швейцара, куда им идти, а тот указал на улицу Виа Систина, проходящую мимо церкви Троицы – Тринита деи Монти. Лестница, высотой футов в восемьдесят, начиналась на противоположной стороне улицы. Рядом находился эскалатор, обслуживающий станцию метро, но никто из троих молодых людей не видел никаких затруднений в том, чтобы спуститься пешком. Зато всех троих изумляло, что в Риме церкви попадались чуть ли не чаще, чем в Нью‑Йорке – кондитерские. Прогулка по лестнице оказалась приятной. Она могла бы показаться поистине романтической, если бы молодые люди вели под ручку подходящих девушек. Лестница была спроектирована архитектором Франческо Де Санктисом таким образом, чтобы следовать рельефу склона холма, и служила местом ежегодной феерии моды Донна соте ле Стелле. Внизу красовался фонтан с лежавшей в бассейне мраморной лодкой, символизирующей Всемирный потоп, во время которого от такого тяжёлого судна было бы мало толку. Piazza[101], образованная пересечением всего лишь двух улиц, получила своё название от находившегося здесь посольства Испании при папском дворе. Собственно площадь оказалась очень небольшой – меньше, чем даже лондонская Таймс‑сквер, – но на ней кипела бурная жизнь, ехало множество автомашин, спешило множество пешеходов, благодаря чему переход через эту площадь превращался в достаточно рискованное мероприятие.
Ресторан «Джованни» располагался на западной стороне площади, в непримечательном кирпичном здании, выкрашенном кремово‑жёлтой краской. |