Изменить размер шрифта - +
  Не  удивительно,  что  их
встреча не была встречей посторонних людей!
     - Полагаю, - сказал он, наконец, - мне  понятно,  о  чем  вы  говорите.
Только, как это ни дико, у меня совершенно выпало из  памяти,  что  в  своей
откровенности с вами я зашел так далеко.
     - Наверное, потому, что очень многих посвящали в это?
     - Никого не посвящал. Ни единой души с тех пор.
     - Значит, я одна знаю?
     - Одна на целом свете.
     - Я тоже никому не говорила, - с живостью  подхватила  она.  -  Никому,
никому  не  рассказывала  о  вас.  -  И  так  на  него  посмотрела,  что  он
безоговорочно ей поверил. Они обменялись взглядом, не оставлявшим  сомнений.
- И никому не расскажу.
     Горячность ее тона, даже немного чрезмерная, совсем  его  успокоила:  о
насмешке нет и речи. И вообще все это было еще неизведанным  наслаждением  -
неизведанным до той минуты, пока Мэй Бартрем не оказалась  причастной.  Если
нет привкуса иронии, значит, есть сочувствие, а его-то Марчер  и  был  лишен
долгие-долгие годы. И еще он подумал, что нынче уже не мог бы открыться  ей,
но, пожалуй, может  извлечь  утонченную  радость  из  той  давней  случайной
исповеди.
     - И не рассказывайте, прошу вас. Нам больше никто не нужен.
     - Ну, если не нужен вам, мне-то и подавно!  -  рассмеялась  она.  Затем
спросила: - Значит, вы и теперь чувствуете то же самое?
     Интерес ее был подлинный, не признать этого он  не  мог  и  принял  как
некое откровение. Столько лет он считал себя беспросветно одиноким,  и  вот,
подумать только, это неправда! Не одинок и ни секунды не был одиноким с того
самого дня, когда они вместе плыли по Неаполитанскому заливу!  Одинока  была
она - так, глядя на нее, чувствовал  Марчер,  одинока  из-за  его  постыдной
неверности. Рассказать о том, о чем рассказал он,  -  это  ведь  равнозначно
просьбе! И она в своем милосердии  эту  просьбу  исполнила,  а  он  даже  не
поблагодарил ее хотя бы мысленно, хотя бы ответной памятью сердца,  если  уж
им не случилось снова встретиться! Попросил же он вначале только  об  одном:
не поднимать его на смех. И она великодушно не высмеивала целых десять  лет,
не высмеивает и сейчас. В каком же он безмерном долгу у  нее!  Лишь  поэтому
ему необходимо уяснить себе, каким он тогда предстал перед ней.
     - Но как все же я описал?..
     - Свое ощущение? Ну, очень просто. Вы сказали, что  с  юных  лет  всеми
фибрами  чувствуете  свою  предназначенность  для  чего-то  необыкновенного,
разительного, возможно даже - ужасного, чудовищного, и что рано  или  поздно
ваше недоброе предчувствие сбудется, в этом  вы  твердо  убеждены,  и,  быть
может, то, что случится, сокрушит вас.
     - По-вашему, это "очень просто"? - спросил Марчер.
     Она на мгновение задумалась.
     - Возможно, мне потому так показалось, что, когда вы говорили, я  очень
хорошо понимала вас.
Быстрый переход