Алган бродил по старым улочкам, где уже давно не ходил транспорт, разглядывал растрескавшиеся белые стены зданий, за которыми таилась тихая, едва приметная жизнь. Ему здесь нравилось. Он ощущал сходство с древним укладом и, хотя пуритане осуждали образ жизни на старых планетах, подмечал в городе те же следы развития и упадка, что и на Земле.

Он вспоминал слова Ногаро, который сказал ему перед самым выходом из звездолета: «Миры пуритан одержимы страхом состариться, и этот страх столь велик, что они изначально взвалили себе на плечи груз долгих прожитых лет». Бродя по городу, он понял, как справедливы слова Ногаро. Пуритане стремились создать вечную цивилизацию, они замыслили ее как жесткую систему, а потому с самого ее рождения над ней повисло проклятие, ее уделом был повсеместный склероз.

Пуритане занимались торговлей. Им удавалось первыми завладеть всем, что было ценного на новых планетах, а потом с выгодой перепродать добытое. В их портах можно было найти любые товары, имевшие хождение в Освоенной Галактике.

Улицы становились оживленней. Все чаще встречались полные достоинства фигуры в одеждах из черного или синего бархата – в зависимости от ранга или должности владельца на их масках сверкали драгоценные камни. Прилавки магазинчиков, несмотря на строгость здешних нравов, ломились от самых разных товаров – старинной резной утвари с Атлана, шелковистых, невесомых мехов Альдрагора, изделий аборигенов, цветастых шалей, стеклянных шаров, внутри которых, как в калейдоскопе, сменяли друг друга многомерные изображения, бронзовых табличек с непонятными символами, причудливейших форм и цветов кристаллов.

Богатства Освоенной Галактики были неисчислимы, и все, что было лучшего, продавалось на Эльсиноре.

Жерг Алган чувствовал себя здесь особенно одиноким. Листал ли он древние книги или любовался мягчайшими тканями, его не покидало ощущение одиночества, которого прежде он не испытывал. Впервые в жизни он попал в другой мир, а рядом не было ни друга, ни даже проводника, который помог бы ему найти верный путь, а в случае надобности и встать на защиту. К тому же он утратил свободу.

Он отбросил ткань на прилавок к великому огорчению торговца – даже безликая маска не скрыла жадного блеска его глаз. Скупость у пуритан считалась добродетелью, ее относили к числу достоинств, в то время как высокие человеческие чувства считались пороками.

Среди груды многоцветных тканей и роскошных фолиантов в парчовых переплетах Алган заметил старинную шахматную доску. Он сдвинул в сторону легкие ткани и стал внимательно рассматривать ее. Шестьдесят четыре клетки, казалось, были сделаны из дерева двух пород – темно‑синего, как ночь, и нежно‑розового, будто кожа юной девушки; так выглядели многие доски, но эта отличалась тончайшими гравюрами, выполненными на каждой клетке. Именно эти рисунки и привлекли внимание Алгана.

Они поражали тонкостью проработки каждой детали. Вряд ли их могла выполнить рука человека. Рисунки были едва различимы, так что, вероятно, сделаны были не для украшения. К тому же они не имели никакого отношения к игре в шахматы. Это заинтриговало Алгана. Он вспомнил, что когда‑то слышал о чем‑то подобном. Эти символы относились к какой‑то древней науке, вернее, религии... Нет, скорее к суеверию, оно носило название астрологии. Некоторые из знаков напоминали изображения созвездий. Эти рисунки были известны с незапамятных времен, когда люди еще верили, что их судьбы начертаны на небосводе.

Некоторые знаки представляли собой сложные геометрические фигуры или изображали фантастических существ, чуждых человеческой мифологии. Эти рисунки тоже не имели никакого отношения к шахматам. Кое‑какие из них напоминали магические квадраты, которые любили рисовать художники и граверы глубочайшей древности.

Алган кончиками пальцев погладил полированную поверхность доски.