Белое словно мел лицо, изборожденное множеством морщин, медленно повернулось в сторону Алгана. Старик комочком сжался в стальном кресле, похоже, попавшем сюда с потерпевшего аварию звездолета. Взглядом полуприкрытых глаз он обвел грязный дворик, розовую лагуну и две колючие изгороди из кактусов – их зелень резко контрастировала с красно‑фиолетовой растительностью планеты.

Над двориком высился космопорт, устремленный к звездам, словно необычный часовой. Кое‑где среди растительности торчали каркасы старых звездолетов. Очертания их ободранных корпусов напоминали о ранних годах освоения пространства.

Тонкие сухие губы старика дрогнули. Затем послышалась глухая нечленораздельная речь. Алган ничего не понял. Наконец медленно, будто это стоило ему невероятных трудов, старик произнес слова, понятные Алгану.

– Это было давно, – прошамкал старик, – очень давно.

Он шевельнулся, его правая рука поднялась с колен и потянулась к Алгану. В дневном свете она казалась почти синей, кожа на ней была такой истонченной, что можно было различить каждую вену, каждую косточку, каждое сухожилие.

– Я забыл слова, – пробормотал старик. – Я так давно не говорил на этом языке. Здесь живут сущие дети, и с ними надо говорить языком детей...

– Я прибыл с Земли, – тихо произнес Алган, боясь, как бы этот призрак от звука его голоса не рассыпался в прах.

– Откуда? – спросил старик.

Он наклонился вперед. Его желтые остекленевшие глаза словно впервые увидели посетителя.

– С Земли, – громко повторил Алган.

Он сделал шаг вперед и остановился посреди грязного двора. Потом поправил лямки рюкзака, в котором хранилось все его достояние, и оглядел хижину.

– Земля больше не существует, – прошамкал старик. Он явно подыскивал слова, и Алгану показалось, что тот неверно высказал свою мысль.

– Земля больше не существует, – повторил старик. – Радио нынче говорит лишь о Бетельгейзе.

Его глаза закрылись, и он кивнул, словно подтверждая собственные воспоминания.

– Я знавал времена, – проговорил старик, – когда Бетельгейзе была отдаленной колонией, но она уже начинала набирать силу. Мы были пилотами. Отменными пилотами. Мы неслись от одного мира к другому, нас пьянила радость побед, и мы не знали усталости. Нам нужна была постоянная смена впечатлений. Потому мы и живы до сих пор. Мы не играли первых ролей. Их играли те, кто оставался на открытых нами планетах. Они умирали, но были правителями, торговцами, техниками. Мы же так и оставались отчаянными головами, прыгающими из мира в мир. Потому мы и живы. Мы видели, как стареют другие. Прилетая на планету, мы встречали сыновей наших друзей и снова пускались в путь, а годы летели...

Он заморгал, и его руки легли на подлокотники кресла.

– Кто ты такой, малыш? – спросил он. – Я никогда не видел тебя здесь. Ты прибыл из космоса? Я сразу подумал об этом. Ты не говоришь на местном наречии, а я почти позабыл добрый старый язык пилотов.

– Я прилетел с Земли. Меня зовут Алган. Жерг Алган. На Эльсиноре я узнал, что могу получить от вас кое‑какие интересующие меня сведения.

Ледяной тон собственного голоса удивил Алгана. Он чувствовал, что внутри растет какое‑то новое существо, холодная проницательность которого даже пугала его. Он сбросил на землю рюкзак, развязал его, извлек шахматную доску и сунул ее под нос старику. Алган склонился к самому лицу старого пилота, чтобы лучше видеть выражение его лица.

Старик хрипло расхохотался, и по спине Алгана пробежал холодок.

– Они не захотели мне поверить! Они не захотели мне поверить и отправили гнить на эту чертову планету, а теперь разыскивают меня, потому что напуганы, потому что один за одним открывают проклятые миры! То была отменная экспедиция! Ее вел молодой капитан, и он командовал новенькими кораблями.