Мысль о неотвратимости судьбы была странной, но вывод напрашивался только один – во времени и пространстве существовал узкий ход под именем Алган, по которому он будет идти всю свою жизнь и нигде не сможет свернуть в сторону от собственной судьбы.
Мысль была ошеломляющей. Он еще никогда не формулировал с такой четкостью и силой своих неосознанных стремлений. Нередко у него возникало ощущение той или иной степени свободы, но оно быстро проходило. Сейчас он осознал, что всегда был пешкой на шахматной доске вроде той, что лежала рядом с ним, а те, кто передвигал его с клетки на клетку, сами были пешками на той же безграничной доске пространства и времени, хотя пока еще не осознавали этого. Недаром во время охоты он всегда ощущал неразрывную связь между собой и зверем, на которого шел, – в какой‑то момент либо охотник, либо зверь непременно обречен на гибель. Эту связь овеществляло все: леса, тропинки, ветры, запахи, звезды, вся Вселенная, хотя она была едва ощутимой. Животное воспринимало ее инстинктивно, охотник – почти осознанно.
Сейчас и охотник, и его жертва оказались в одной шкуре, а полем охоты, шахматной доской, стала вся Вселенная. Клетками доски были планеты, звезды и даже галактики.
Победитель получит ответ на извечный вопрос.
Что такое человек?
Но существовал и другой ответ, входивший в правила игры, которая с незапамятных времен разворачивалась в пространстве.
Есть ли в космосе некто подобный человеку, в котором человек признает равного себе, понимая, что этот некто не есть человек?
На этот вопрос ответить не мог никто – ни философы, смахивающие бородами пыль с древних манускриптов, ни ученые, склонившиеся над микроскопами или следящие за стрелками точнейших приборов. Ответа никто не знал, ибо время ответа не пришло.
Этот момент наступал сейчас. Две громадные армии, или просто население двух муравейников, оказались в непосредственной близости друг к другу, но контакт пока не состоялся. Соприкосновение было неизбежным. И битва могла разгореться, стоило лишь кому‑нибудь передвинуть простую пешку не на ту клетку.
Пешка носила имя Жерг Алган. «А вдруг моя персона и не играет особой роли? Может, в авангарде армий стоит множество пешек или часовых, готовых при встрече либо приветствовать друг друга, либо перегрызть друг другу глотку? Быть может, меня поджидают на этой молодой планете? А жертва и крадущийся за ней охотник столь же напуганные невежды, как и я сам?»
Он вскочил на ноги и отряхнулся. Примятый мох распрямился за ночь. А от ракеты, наверно, остался только легкий розовый шрам. «Что случилось со звездолетом?» Он представил себе, как тот медленно погружается в бездонные глубины, обрывая губчатые корни мхов.
Алган собрал вещи и снова пустился в путь. Ночь казалась красной из‑за пурпурного света далекой звезды. Алган без особых усилий пробирался среди густой растительности. Почва под ногами упруго пружинила.
Алган шел почти прямо, изредка сверяясь по компасу. До космопорта оставалось километров тридцать. Сила тяжести на планете была невелика, и он полагал, что часов через десять будет у цели.
Страх давно покинул его. Его мышцам и нервам не надо было привыкать к долгим часам ходьбы в одиночестве на Земле. Комбинезон надежно защищал его от прохлады. Иногда тишину ночи пронизывал пронзительный крик, но пока он не встретил ни одного живого существа, которому тот мог бы принадлежать, а растительность не проявляла никакой враждебности.
Скорее всего это кричали какие‑то животные вроде тех, что населяли Землю миллиарды лет назад, до появления человека. Карикатурно похожие на тех, в кого впоследствии превратятся в процессе эволюции, такие животные встречались на всех планетах земного типа.
Смысл существования этих животных и растительных миров, которые смахивали на лабораторные культуры, рассеянные в пространстве, ускользал от Жерга Алгана. Может быть, фауна должна была стать разумной через немыслимые времена или то были результаты неудачных опытов, а может, игра велась на столь обширной доске, что правила оставались неизвестными человеку. |