Изменить размер шрифта - +
Ближайшие светила выглядели угасающими или погибшими в результате древнего беспощадного катаклизма. Он припомнил, что старый пилот с Глании говорил о цепи мертвых солнц, которые преграждали путь экспедициям, летящим к Центру Галактики.

В незапамятные времена, еще до зарождения жизни на Земле, здесь пронесся смерч немыслимой энергии и оставил после себя глубокий шрам на плоти космоса. Он резко ускорил процесс старения и умирания звезд. И на пути к запретным районам Центра Галактики возник барьер из белых карликов и красных гигантов. Значит, он оказался ближе к Центру Галактики, чем предполагал раньше. Но близость эта была призрачной, если мыслить в привычных единицах измерения. Свет пробегал путь от Центра Галактики до ее границ за пятьдесят тысяч лет. Люди в звездолетах, уходя в иные измерения, могли в лучшем случае сократить это время в сотню раз. И все же этого не хватало. Алган впервые осознал туманный смысл некоторых самых простых понятий, которыми издавна пользовался человек.

Люди освоили крохотную космическую провинцию где‑то на задворках Галактики; они исследовали всего несколько тысяч планет, а ведь их окружали миллионы солнц. По телу Алгана пробежала дрожь. С него разом слетела вся его спесь и самоуверенность человека. Мозг Алгана почти не воспринимал того, что видели глаза, – бесчисленные искорки звездных скоплений, затерянные в невероятно обширной Вселенной. Мир оказался слишком сложным и необъятным. Он зажмурился. И вдруг его поразила мысль, что он наделен не менее сложным, чем сама Галактика, механизмом. Он обладал мозгом с миллиардами нейронов, способных реализовать неимоверное количество ассоциаций. Вселенная ставила практически бесконечное количество задач, а люди располагали инструментом, способным решать их, решать и сознательно, и бессознательно.

Он взял сосуд и залпом выпил зотл. Напиток освежил пересохшее горло. Алган пересек зал, уселся в кресло, поставил пальцы на шахматную доску и внимательно оглядел небо. Мигая, звезды изменили свой рисунок.

Переход совершился проще, чем в первый раз. Он не ощутил распада, головная боль окончательно ушла. Он висел в сером тумане, а его подсознание управляло движением пальцев по шахматной доске.

Он двигался вслепую. Ему хотелось постичь природу и происхождение таинственных создателей шахматной доски и черных цитаделей. Перескакивая из одного мира в другой, он надеялся в конце концов попасть на планету тех, кто построил цитадели.

Галактика состояла из миллиона солнц и планет, и повсюду могли существовать черные цитадели. В этом случае поиски становились безнадежными.

Он быстро убедился в том, что черные цитадели как две капли воды походят одна на другую. И зал с невидимым куполом, в который он попадал в конце каждого путешествия, всегда был круглым. Но этот купол каждый раз пропускал лучи других солнц, а цвет небосклона менялся.

Один раз ему показалось, что он попал в морские глубины – таким низким и зеленым было небо. Он не видел никаких звезд, кроме огромного тусклого светила. В другой раз планета была невероятно велика. Он оглядел низкие голубоватые холмы, пугающие своей неподвижностью, – ничто не шелохнулось на них и не дрогнуло. Это был мир, где жизнь либо еще не зародилась, либо вовсе была невозможна. Этот мир замкнулся сам в себе и отгородился от Вселенной плотными облачными стенами.

Он покинул его и попал на обломок планеты, причудливо петляющей среди созвездий. Он понял, что приближается к Центру Галактики – вокруг сверкали мириады звезд. Казалось, они касаются друг друга и вот‑вот столкнутся. Небо отливало золотом, а редкие темные провалы выглядели черными звездами, излучавшими ночь. Новый мир – под пурпурными небесами, словно подожженными близким красным гигантом, торчали руины. Обратившийся в прах дворец не смог бросить вызов времени, против него устояли лишь черные цитадели...

 

Он со все большей легкостью ориентировался на ограниченном поле шахматной доски.

Быстрый переход