– Анакин…

 От ужаса она едва шептала, голос был хрупкий, тоненький, почти детский.

 – …то, что ты сделал?

 – То, что я сделал, чтобы принести мир Республике.

 – Республика мертва,- прошептала Падме.- Ты убил ее. Ты и Палпатин.

 – Ей надо было умереть.

 Покатились новые слезы, но они не имели значения; ей не хватит слез оплакать смерть идеи, которой служила.

 – Анакин, можно нам просто… улететь? Пожалуйста. Давай улетим. Вместе. Сегодня. Сейчас же. Пока ты… пока еще что-нибудь не случилось…

 – Ничего не случится. Ничего не может случиться. Пусть Палпатин называет себя Императором. Оставь его в покое. Он будет делать грязную работу, чем объединит всю Галактику - против себя. Его будут ненавидеть больше всех остальных. И когда придет время, мы сбросим его…

 – Анакин, прекрати…

 – Не понимаешь? Мы станем героями. Вся Галактика будет любить нас, и мы будем править. Вместе.

 – Прекрати, пожалуйста, Анакин, прошу тебя, остановись, я не выдержу…

 Он не слушал ее. Не смотрел на нее. Он смотрел мимо ее плеча.

 В глазах его горела холодная радость, а лицо больше не было человеческим.

 – Ты…

 За ее спиной раздался спокойный голос с суховатым корускантским акцентом:

 – Падме, отойди от него.

 – Оби-Ван? Нет!

 Девушка повернулась. Да, это Кеноби стоял на опущенном трапе.

 – Ты… - пророкотал голос, который должно быть, принадлежал ее любимому.- Ты привезла его сюда…

 Падме снова повернулась, и вот теперь Скайуокер смотрел уже на нее.

 Глаза его были полны огня.

 – Анакин?

 – Отойди, Падме,- настойчивость в голосе Кеноби очень походила на страх. - Он не тот, кто ты думаешь. Он может тебе повредить.

 Анакин оскалился.

 – Я бы благодарил тебя, будь это дар любви. Дрожа всем телом, качая головой, Падме начала отступать.

 – Нет, Анакин, нет…

 – Палпатин был прав. Иногда не видят лишь самые близкие. Я так любил тебя, Падме.

 Он сжал кулак, и Падме задохнулась.

 – Я слишком любил, чтобы видеть! Чтобы видеть, какая ты!

 Мир подернулся кровавой вуалью. Падме царапала пальцами горло, но там не было ничего, к чему можно было бы прикоснуться.

 – Отпусти ее, Анакин.

 Ответом был рык хищника над телом добычи.

 – Ты ее у меня не отнимешь!

 Падме хотела кричать, умолять, выть - нет, Анакин, прости меня! Прости меня, я люблю тебя… - но не сумела выдавить ни слова через сдавленное горло. Дымка, заволакивающая мир, из красной стала черной.

 – Отпусти ее!

 – Никогда.

 Земля ушла из-под ног, а затем белая вспышка удара отбросила Падме в ночь.

***

 На Сенатской арене с ладоней ситха сорвались змеистые молнии и отклонились по небрежному жесту джедая; Красные плащи повалились без сознания, приняв удар на себя.

 И тогда их осталось только двое.

 Сражение перешло на новый уровень. Когда ударила новая молния, это не Палпатин сжигал Йоду своей ненавистью, это повелитель ситхов превращал магистра Ордена в дымящуюся кучу одежды и зеленой плоти.

 Тысячи лет скрытной жизни победно ликовали.