|
Мы делаем НЕ это. Все уже проделано еще многие годы назад студентами Пола Георгиу и полусотней других экспертов по питанию. Эти люди использовали широко известные и проверенные антибиотики, которые использовались на миллионах животных. Дозы разрабатывались с точностью до миллиграммов на килограмм веса тела и так далее. Но особенный эффект стимуляции роста от антибиотиков оказался главной причиной того, имеет или нет определенное лекарство какую‑то разновидности желаемой НАМИ биоактивности. И нам необходимо было узнать проявляется ли эта активность в ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ СУЩЕСТВАХ. И поэтому пришлось проверять новые лекарства на детях, сразу же после того, как их обнаруживали и они проходили определенные испытания. Нам пришлось пойти на этот риск.
– Теперь мне понятно, – только и промолвил Пейдж. – Понятно. – Дети «добровольно предлагаются» роддомом и мы могли бы устроить показательную проверку законности, если бы дело дошло до суда, – сказала Энн. – Прецедент установлен еще в 1952 году, когда лаборатории Пирл Ривер использовали детей своих же собственных работников для проверки живым вирусом вакцины против полиомиелита – кстати, которая действовала. Но важной является не сама законность этого. А вопрос того, как скоро и насколько полно мы собираемся победить дегенеративные заболевания. – Мне кажется, вы пытаетесь как‑то защитить предпринимаемые вами действия, – медленно произнес Пейдж, – словно вас волнует то, что я думаю об этом. Так вот, я скажу вам, что об этом думаю. Все это мне кажется чертовски хладнокровным. И если через лет десять начнутся погромы биологов, так как люди сочтут, что они едят людей, то теперь я буду знать – почему. – Чепуха, – ответила Энн. – На создание подобного мифа уходят века. Вы преувеличиваете. – Напротив. Я просто честен с вами, как и вы – со мной. Я поражен и в чем‑то испытываю отвращение к тому, что вы мне рассказали. Вот и все. Губы девушки сжались в полоску, она опустила кисти в чашку с водой, затем вытерла кончики пальцев и стала надевать свои перчатки. – Тогда мы больше не будем говорить об этом, – заявила она. – Я думаю, теперь нам лучше всего уйти отсюда. – Конечно, как только я уплачу по счету. Кстати, это мне напомнило. У вас имеется какой‑то интерес в «Пфицнере», Энн? Я имею в виду – личный интерес? – Нет. Ничуть не больше, как и у любого другого человеческого существа, понимающего, что могло бы значить значение сего момента. И я считаю, что этот вопрос, пожалуй, бестактен. – Я так и думал, что вы его воспримите подобным образом. В действительности я вовсе не обвинял вас в том, что вы гонитесь за выгодой. Я просто подумал, имеете ли вы или нет, какое‑то отношение к доктору Эбботу, которого Ганн и все остальные ждали сегодня днем. Она снова вытащила свой пудреницу и внимательно посмотрела в нее. – Эббот – достаточно распространенная фамилия. – Конечно. И все же, НЕКОТОРЫЕ Эбботы имеют отношение друг к другу. И мне кажется, в этом есть свой резон. – Что ж, послушаем как у вас это получится. Мне было бы интересно. – Хорошо, – произнес он, все больше сердясь на самого себя. – В идеале, секретарша у «Пфицнера» должна в точности знать все, что происходит на производстве. С тем расчетом, чтобы четко распознавать намерения любого из посетителей. Как вы и поступили в моем случае. Но в то же самое время, она должна представлять собой абсолютно минимальный риск с точки зрения безопасности. Иначе ей нельзя достаточно доверять, чтобы быть такой секретаршей. Лучший путь для верного соблюдения безопасности – нанять какого‑нибудь родственника одного из членов проекта. |
