– Кто это доктор Смит?

– Неважно. Просто скажи ему это и понаблюдай за его лицом.

– Значит, «Привет, доктор Смит. Я и все мои друзья прочли о вас». Так?

– Ты никогда не пожалеешь об этом, – сказал Римо.

– Не знаю, не знаю, – протянула женщина.

Римо положил левую руку ей на грудь, большим пальцем правой ткнул в бедро и стал целовать ее в шею и в губы, пока не почувствовал, что ее тело затрепетало.

– О, да, – простонала она. – О, да... Я скажу это. Я так и скажу...

– Хорошо, – сказал Римо, прислонил ее к оклеенной обоями стене холла, а сам прошел по коридору дальше и отворил пятую дверь.

В номере на полу перед потухшим экраном телевизора сидел в позе лотоса тщедушный азиат в широком золотом кимоно. Обитая плюшем мебель была сдвинута в один угол. В центре паласа, застилавшего пол, красовался спальный матрас, синий с яркими цветами.

Накануне, когда Римо отправлялся в Ньюарк навестить знакомые места, телевизор был в полном порядке. Если кто то сломал его за это время, то поблизости должен находиться труп, от которого следовало поскорее избавиться. Мастер Синанджу не терпел, чтобы ему мешали наслаждаться его любимыми телевизионными передачами. Римо проверил ванную и спальню. Трупов не было.

– Папочка, у тебя все в порядке?

Чиун так медленно покачал головой, что редкие волосы его бороды едва шевельнулись.

– Ничего не в порядке, – ответил Мастер Синанджу.

– Неужели кто то сломал твой телевизор?

– Разве ты видишь здесь останки незваного гостя?

– Нет, Чиун, не вижу.

– Тогда кто же мог сломать мою машину грез? Нет, дело обстоит хуже, гораздо хуже.

– Сожалею. У меня своих проблем по горло.

– У тебя проблемы? Знаешь ли ты, что они сделали с этими прекрасными дневными сериалами? Какому осквернению подверглось великое искусство твоего народа?

Римо покачал головой. Нет, он не знал. Тогда за несколько минут было изложено следующее.

Телесериал «Пока Земля вертится» непоправимо испорчен... Доктор Блэйн Хантинггон сделал легальный аборт Жанет Уоффорд, дочери пароходного магната Арчибальда Уоффорда, а тот, в свою очередь, финансировал совершенно недопустимые эксперименты доктора Хантингтона с радиационным излучением... И еще медицинская сестра Адель Ричардс узнала, что отцом неродившегося ребенка был, скорее всего, ее брат, отбывавший пожизненное заключение в Аттике за то, что возглавил в тюрьме бунт против издания антифеминистской литературы...

– Да а? – сказал Римо, который всегда с большим трудом следил за сюжетами «мыльных опер».

– Там было насилие... – сказал Чиун.

Из его дальнейшей речи следовало, что медсестра ударила доктора. Она не только прибегла к насилию, но и удар нанесла неправильно. Это был вовсе не удар!

– Но ведь они только актеры, папочка.

– Теперь я это понимаю, – сказал Чиун. – Сплошное надувательство. Я больше не стану смотреть эти передачи. Моя тоскливая жизнь в Америке будет лишена радости, лишена всякого проблеска удовольствия.

Здесь Римо голосом, полным печали, сообщил, что они, наверное, не останутся в Америке.

– Я даже не знаю, как тебе объяснить это, папочка, – сказал Римо и опустил глаза на ковер, даже здесь, в такой гостинице, как «Плаза», местами слегка потертый.

– Начало всякой мудрости – это неведение, – сказал Чиун. – Просто позор, что ты всегда застреваешь в начале.

Это показалось Мастеру Синанджу настолько смешным, что он повторил свои слова и рассмеялся. Однако ученик его почему то не присоединился к его веселью.