наш долг.

     Он и сам верил в то, что говорил...

     ...Я и сама верила в это. Верила, что жизнь прекрасна, особенно когда

заполнена размышлениями.

     Сразу после взрыва, в котором погибли  они,  разумные,  я  еще  могла

как-то  управлять  собой.  Еще  не  оправившись  от  невыносимой  боли,  я

сообразила, что если хочу хотя бы растянуть агонию, то  должна  создать  в

себе сгустки вещества. Тогда станет возможным хоть какое-то развитие, а не

только унылое угасание всех процессов. Если  бы  я  не  сообразила  этого,

сейчас просуществовало бы ни квазаров, ни галактик, ни звезд, ни планет  -

ничего, кроме однородного расширяющегося плазменного шара, который  и  был

бы мной. Сознание мое угасло бы, я была бы мертва.

     А хорошо ли, что я  живу?  Когда  из  плазменных  сгустков  тяготение

сформировало квазары, я думала, что  они  смогут  стать  разумными  и  мое

одиночество кончится. Этого  не  случилось,  и  я  поняла,  что  этого  не

произойдет никогда. Потом появились галактики, и это было настоящей бедой,

потому что галактики и звезды - лишь следы могущества.  Источники  боли  и

сожаления. Галактики погибали, звезды взрывались, повторяя мой конец, но с

еще более плачевным результатом - они превращались в черные дыры,  материя

ускользала в них, и что-то  еще  во  мне  постоянно  отмирало,  и  мне  не

удавалось...

     ...Прием не удался. Время двигалось слишком медленно, а речи были  на

удивление  монотонны.  Правда,  явились  все   приглашенные   -   особенно

интересовала президента группа сенаторов от северных штатов,  традиционных

противников его политики. Сегодня он  мог  бы  кое  в  чем  поколебать  их

настороженность. У него есть что сказать, но толку не будет. Утром у посла

Томпсона случился приступ печени, его едва не положили в госпиталь, и  уж,

конечно, ему следовало отменить  торжество.  Посол  сидел  весь  желтый  и

поминутно исчезал в своем кабинете - отдыхал  на  диванчике.  В  речах  не

чувствовалось блеска, прием напоминал фильм, снятый на старой  пленке,  не

передающей богатства красок.

     Кое с кем Купер все же переговорил. Президент не  пренебрегал  ничьей

поддержкой, пусть даже от людей, на  которых  он  тратил  время,  зависело

немногое. Сейчас немногое, а завтра?

     Размышляя о проблемах экономики и политики, Купер  оперировал  обычно

терминами теории игр. Эту теорию он изучил в Кембридже  и  очень  гордился

тем, что единственный  из  президентов  имеет  законченное  математическое

образование. Он даже едва не стал доктором философии. Хорошо, что не стал.

Его увлекла тогда другая наука - наука не проигрывать. Она оказалась  куда

важнее и интереснее науки побеждать. Парадокс?  Играя  на  выигрыш,  часто

остаешься внакладе, потому что в такой игре  больше  степень  необходимого

риска. Если  же  опираться  на  стратегию  беспроигрышной  игры,  то  риск

минимален, а преимущества,  на  первый  взгляд  неочевидные,  огромны.