Навыки, приобретенные в результате длительных тренировок под руководством Уолтера, сработали рефлекторно. Мысленно Хэл сделал шаг назад, отступив от всего, что он видел, на расстояние вытянутой руки. И сразу же все вокруг него стало располагаться и происходить как бы на двух уровнях. На одном уровне он стоял вместе с остальными заключенными, оцепеневшими под взглядом Аренса подобно животным, выхваченным из темноты лучом яркого света. Но одновременно существовал и другой уровень, где он сознавал, что над его свободной волей совершается попытка насилия, орудие которого прячется за этим ярким светом, и где он делал отчаянные попытки противостоять этому насилию.

Он думал о скале. В своем сознании он сформировал образ горного склона с вырубленным в нем алтарем, на котором горел вечный огонь. Скала и огонь… Неприкосновенные. Вечные.

– Я должен извиниться перед вами, мои друзья, мои братья. – Блейз говорил проникновенным тоном, обращаясь ко всем собравшимся. – Произошла ошибка, из‑за которой вас заставили страдать, но так не должно быть. Однако эта ошибка произошла естественным образом, а мелкие ошибки с вашей стороны усугубили ее. Спросите вашу совесть. Найдется ли здесь среди вас хоть один, кто не знал бы за собой поступков, которых не должен был бы совершать…

…Первые капли дождя, словно туман, начали застилать алтарь и горящий в нем огонь. Но он по‑прежнему горел, а скала стояла непоколебимо. Голос Блейза продолжал струиться. Дождь усилился, теперь он яростно набрасывался на скалу и на светильник в алтаре. На горных склонах день померк, но свет, пробивающийся сквозь тьму, позволял видеть, что скала, как и прежде, стоит на месте.

Блейз доверительно указывал всем им путь к более полноценной и счастливой жизни, путь, на котором они обретут веру в то, о чем он им рассказывал. А для этого им следует признать свои прошлые ошибки и позволить повести себя по верному пути к своему светлому будущему. Эти слова сулили теплое и уютное убежище от всех бурь и невзгод, его дверь была приветливо распахнута им навстречу. Но к сожалению, Хэл должен остаться снаружи, один на горном склоне, под яростным ледяным ливнем. Ему придется изо всех сил прижаться к скале, чтобы ветер не смог сбросить его вниз, и единственной его отрадой станет чистый свет горящего в темноте, но не дающего тепла светильника.

Постепенно он стал замечать, что ветер больше не крепчает, что дождь, который с каждой минутой лил все яростнее, перестал усиливаться и темнота теперь уже не сгущается. И в глубине его существа стала подниматься какая‑то новая, незнакомая прежде теплая волна. Она росла, ширилась и вот уже с радостным триумфом захватила его целиком. Он ощутил в себе такую внутреннюю силу, какой не чувствовал никогда прежде, и, движимый этой силой, он шагнул обратно, слил воедино существовавшие до этой минуты два уровня своего бытия и теперь, уже без всякой защиты, снова смотрел прямо в глаза Блейзу Аренсу.

Блейз закончил говорить и сошел с возвышения, направляясь к выходу из комнаты, узники, все как один, повернулись и смотрели ему вслед, словно он, уходя, тянул за собой невидимую нить, которой все они были связаны.

– Пройдите, пожалуйста, сюда, братья, – сказал один из охранников.

Они шли, сопровождаемые единственным охранником, по многочисленным коридорам, пока снова не оказались в комнате, заставленной столами, где им всем возвратили документы.

Глава 15

Они явно получили свободу. На улице, взглянув на своего спутника, Хэл увидел, что тот весьма оживлен и радостно улыбается.

– Ховард! – воскликнул Джейсон. – Ведь это так здорово! Нам нужно разыскать остальных и рассказать им об этом замечательном человеке.