Мне самому нет смерти, для людей же

         Я мертвый: мне ни жизнь мою yтратить,

         Ни безутратной жизнью дорожить

         Не можно; ниоткуда мне опасность

         Не угрожает на земле: разбойник

         Меня зарезать не посмеет; зверь,

         И голодом яримый, повстречавшись

         Со мною, в страхе убежит; не схватит

         Меня земля разинутой своею

         В землетрясенье пастью; не задушит

         Меня гора своим обвалом: море

         В своих волнах не даст мне захлебнуться.

         Все, все мои безумные попытки

         Жизнь уничтожить были безуспешны:

         Самоубийство недоступно мне;

         Не смерть, а не убийственную с смертью

         Борьбу напрасно мучимому телу

         Могу я дать бесплодными своими

         Порывами на самоистребленье:

         А душу из темницы тела я

         Не властен вырвать: вновь оно,

         В куски изорванное, воскресает.

         Так я скитаюся, и нет, ты скажешь,

         Страшней моей судьбы. Но ведай: если

         Моя судьба не изменилась, сам я

         Уже не тот, каким был в то мгновенье,

         Когда проклятье пало на меня,

         Когда, своей вины не признавая,

         Свирепо сам я проклинал того,

         Кто приговор против меня изрек.

         Я проклинал; я бешено бороться

         С неодолимой силою дерзал.

         О, я теперь иной!.. Тот, за меня

         Поднятый к небу, мученика взгляд

         И благодать, словами Богослова

         В меня влиянная, переродили

         Озлобленность моей ожесточенной

         Души в смирение, и на Голгофе

         Постигнул я все благо казни, им

         Произнесенной надо мной, как мнилось

         Безумцу мне, в непримиримом гневе.

         О, он в тот миг, когда я им ругался,

         Меня казнил, как бог: меня спасал

         Погибелью моей, и мне изрек

         В своем проклятии благословенье.