Надо сказать, что и его биография была несколько подмочена — любой человек с маломальски независимым характером не мог не столкнуться с нашими комсомольскими деятелями. Не помню уже, из-за чего первоначально он с ними поругался, но приписали ему общение с «нежелательными иностранцами». Самое смешное, что нежелательные эти иностранцы были знакомыми его отца, абсолютно необходимыми ему по роду деятельности. Не знаю уж, кто по этому поводу звонил в деканат, скандал замяли, но совсем стереть его следы не удалось, и Марк остался в Москве, несмотря на все связи отца, хотя и на приличной работе, связанной с языком.
Я боялась, что если он женится на мне, то заграница для него будет навсегда закрыта — а зачем же тогда люди кончают наш институт? Я не считала себя вправе требовать от него такой жертвы. Но он отнесся к этому как-то легкомысленно: сказал, что через несколько лет все забудется, а впрочем, ему все равно — с милой рай и в советском шалаше. То ли он все же надеялся на влиятельных знакомых отца, то ли предчувствовал, что в стране скоро многое изменится — в отличие от простых смертных его отец мог уже кое-что знать, а об остальном догадываться… Мне хотелось думать, что он так меня любит, что в ситуации выбора: я или карьера — он выбрал меня. Сейчас я в этом сомневаюсь: слишком уж он оказался большим эгоистом; впрочем, так сложно разобраться в мотивах, которые движут человеком, заставляя его совершать те или иные поступки, настолько противоречивы они подчас бывают.
В общем, Марк принял решение, и все как-то быстро закрутилось-завертелось, так что к тому времени, как родители Марка приехали в Москву, они попали с корабля на бал — прямо на нашу свадьбу. Саму свадьбу я вспоминаю как-то смутно — уж очень неудобно и скованно ощущала я себя при его родственниках, особенно смущала меня его мать, которая смотрела на меня явно неодобрительно. Не могу сказать, чтобы и мои родные все как один хорошо отнеслись к Марку: если моя мама приняла его всей душой — он принадлежал к тому типу мужчин, которые ей всегда нравились, — то Юра сразу его невзлюбил, хуже того, у них с Марком с первого взгляда возникла взаимная антипатия.
Но вот свадьба осталась позади, и выяснилось, что поторопились мы зря: отца Марка почти тотчас же снова послали в загранкомандировку, на этот раз в Турцию, и мы снова остались одни в квартире. Сначала все шло хорошо, мы любили друг друга так же, как и до свадьбы, хотя с того момента, как мы расписались, Марк постепенно становился все более требовательным и придирчивым. Но сначала меня это мало волновало; мы открывали друг друга, и хотя часть того, что я узнавала, меня не радовала, все равно это было страшно увлекательно.
С Марком я первый раз в жизни почувствовала себя привлекательной женщиной — до встречи с ним мне лишь изредка удавалось забыть о своих комплексах, и я всегда считала, что мужчины ценят во мне скорее ум, чем внешность. Но Марку я понравилась сначала именно и только как женщина, он проявил ко мне чисто плотский интерес, и я всегда, до самого нашего расставания, неизменно его привлекала и возбуждала. Он вдохнул в меня уверенность в себе, по его взгляду даже в самые бурные моменты наших ссор я видела, что он меня хочет. С тех пор я веду себя как красивая женщина, так, как вела бы себя на моем месте моя мать, истинная красавица, и, как ни странно, окружающие верят в то, что я красива, хотя объективно это совсем не так.
Но мало того, что благодаря Марку я избавилась от комплексов, — он заставил меня измениться не только душевно, но и телесно, что, наверное, было труднее. Как только он почувствовал свою власть надо мной, то есть понял, что может делать мне замечания, не опасаясь, что я сбегу, то принялся меня изводить. Собственно говоря, замечания — это слабо сказано. Он действовал, исходя из принципа «цель оправдывает средства», и взаправду заставил меня исправить в своей внешности все, что можно было исправить. |