«На Тейлора мы вышли через общих лондонских знакомых, – воодушевлённо рассказывал БГ. – Позвонили. Тейлор приехал в студию в драном макинтоше с дешёвой японской гитарой за двадцать долларов. Взял в руки чужой Gibson, все ручки повернул “вправо на 10”, спросил: “О чём песня?”, и сыграл резкие блюзовые партии буквально с первого раза. Это была школа The Rolling Stones».

Во всей британской эпопее «Аквариума» присутствовали какая то нетипичная для русских рок групп удаль и ощущение праздника. Недавнее фиаско с Бирном растаяло на улицах Лондона, как страшный сон.

«Из околоземного пространства мы наконец то вышли на орбиту, – говорил тогда Гребенщиков. – Мир стал единым местом, не разделённым на страны и политические округа. Вообще русский становится истинно русским, только перестав зависеть от своего околоточного».

Как выяснилось в процессе беседы, в сессии активное участие принимала лондонская красавица Кейт Сент Джон, игравшая на гобое со многими рок звёздами, включая Ван Моррисона. В течение нескольких месяцев они с Борисом обменивались факсами, уточняя нюансы аранжировок и приглашённых музыкантов. А за микшерным пультом колдовал легендарный Джерри Бойз, и его тандем с БГ можно было проанализировать в журналах для специалистов по звуку. Порассуждать “про саунд” Борис любил с незапамятных времён – я и глазом не успел моргнуть, как разговор переключился на «английский стандарт» Дэйва Стюарта, «стену звука» Фила Спектора и студийные находки Джорджа Мартина. Подобный объём информации давал понять, что «Аквариум» уверенно перешёл на мировое время, а все вышеупомянутые персоналии имеют к «Навигатору» самое прямое отношение. По крайней мере на метафизическом уровне.

«Продюсерами альбома – в западном смысле этого слова – были я и Кейт Сент Джон, – подвёл БГ итоги лондонских приключений на пресс конференции в одном из московских клубов. – Мы сошлись с Кейт в понимании звука, и она помогла нам сделать то, что мы сделали – к слову, по фантастически низким расценкам… Я хотел работать в Англии с самого начала, и для меня вполне естественно записывать альбомы именно там. Я не хочу сказать ничего плохого про местные студии звукозаписи и русских звукоинженеров, но всё, что я слышал за тридцать лет существования нашей музыки, никогда не выходило за рамки любительской звукозаписи».

После этих слов я задумался о порядке действий. Для начала надо было внимательно переслушать демо «Навигатора». Вместе с «Костромой» это был уже третий диск, сфокусированный вокруг эстетики «Русского альбома». Опять у Бориса наблюдались переизбыток вальсов и минимум драйвовых номеров. Оставалось лишь уповать на то, что «акулы пера» не заметят пересечений между «Таможенным блюзом» и концертным боевиком «Козлы», исполнявшимся в 1986 году.

«Я боюсь, что у меня все блюзы похожи на “Козлов”», – как то в порыве откровения признался Гребенщиков.

Вскоре идеолог «Аквариума» привёз из Лондона полностью отмастеренный альбом. Мои надежды на качественное студийное сведение оказались небеспочвенными.

«Несмотря на некоторую нервозность, конечный результат оказался в пользу концепции Гребенщикова, – соглашался со мной Сакмаров. – Начались радиоротации, посыпались приглашения на концерты в России и Европе. Удивительное сочетание английской сдержанности и русской “разорви рубаху на груди” впервые вывели “Аквариум” на мейнстримовый уровень в массовом сознании».

Последствия не заставили себя ждать. Билеты на три московские презентации «Навигатора» были раскуплены задолго до события: организаторам пришлось в пожарном порядке делать дополнительное выступление.