— Любовь это — боль. Или — временное умопомрачение. Я жалею, что была безумна столько времени. — Она смотрела вдаль, на деревья, отрешенным невидящим взглядом, ее руки засунутые в карманы плаща сжимались в кулаки. Непроизвольно.

— Сожалея о прошлом мы не можем прикоснуться к будущему… — произнес «осенний художник». Она удивилась про себя, как легко пришло ей на ум это прозвище… А еще удивилась тому, что он не стал переубеждать ее. Спорить. Они просто шли по аллее, усыпанной мокрым ковром листьев. Он осторожно поддерживал ее под локоть. И она не заметила, как пальцы ее разжались и даже чуть согрелись в глубине плаща. Она отвечала на его вопросы. Задавала вопросы ему. Бесхитростные, легкие и сложные одновременно. Он рассказывал ей о том, как впервые в детстве взял в руки в руки зеленый карандаш и выкрасил им облако. И очень удивился, когда взрослые стали смеяться над его рисунком и объяснять, что не бывает таких облаков!

— Я-то знал, что бывают! — добродушно повествовал он. — Я видел их в снах. Но я не хотел спорить со взрослыми. Просто плакал в подушку по ночам….

— А я знаю, что бывает тройная радуга! — неожиданно обронила она — Но мне мало кто верит. — тут она улыбнулась. — Только маленькие дети!

— А я знаком с одной девочкой, которая четыре раза в своей маленькой жизни видела тройную радугу. — Лицо художника внезапно стало грустным, резко обозначились складки около крыльев носа и верхней губы. — Хотите и Вы с нею познакомиться? Она будет рада. Любит новых людей, общение. Вы, наверное, ей понравитесь… В Вас есть что то детское…

— Откуда Вы знаете?! — оторопев от изумления она даже остановилась.

— Да Вы же сами недавно сказали! Ваш туфелек сегодня пробовал на вкус лужу. Знаете, есть такая порода: люди-дети. Это как Дар, Талант. Искра детского восприятия в них никогда не затухает. Когда они смотрят на мир, то могут увидеть радугу во время грозы, пышное дерево в сухом сучке, благоуханную розу в заросшем крапивой шиповнике… Как в сказках великого Ганса… Вы помните, он один-единственный знал, что из дров могут вырасти кусты роз. И что в лепестках этих роз часто мирно живут маленькие волшебники-эльфы. Ему одному они пели свои чудные песни… Его ухо слышало их…

— Да, знаю. — Она как то невесело усмехнулась. — Но мне всегда говорили, что тройная радуга — «болезнь, инфантилизм, розовые очки.».

— Не скажите! — тихо возразил художник, осторожно пожимая ее локоть. — Кажется, дождь утих…

— Эта малышка — Ваша дочь? — спросила она, стараясь попасть в такт его шагам. Получалось. Она заметила, что ее новый знакомый идет медленно, словно экономит силы.

О, нет! — он улыбнулся тепло. — Мой сын уже совсем взрослый. Живет в другом городе. Учится в институте. Пятый курс. Мы с женой давно расстались. Максиму было пять лет. Его потом усыновил другой человек… Я стараюсь не напоминать ему о себе. Иногда что-то сообщает жена. Мы в хороших отношениях. Внешне.

— Почему же Вы согласились на усыновление?? Ведь это — Ваш сын?! — В ее голосе звучало искреннее недоумение.

— Чувствовал себя очень виноватым перед женой. Меня тогда сильно закружил яркий роман. Мечта! Хотелось самому быть счастливым и знать, что мать твоего сына тоже — счастлива… Некая наивность средних лет. Вера в яркость чувств. После она — рассыпалась.