— Это больно — облучение? — Она напряженно выпрямилась на стуле. Художник свернул лист ватмана в трубку, постучал ею о ладонь.

— Не больнее, чем нытье душевных ран, я думаю… Сам луч не причиняет боли. Он убивает клетку. Но дело в том, что организм бурно реагирует на вторжение в него чужеродных пучков света, убивающих непомерно разросшуюся ткань. Рвотой, головокружениями, утратой координации, веса, волос…Человека постепенно покидают силы, их трудно восстановить. Резко меняется мироощущение… Кто-то замыкается в себе, кто-то говорит без умолку, кто-то — часами плачет.

А дети… Дети становятся похожими на ангелов. Или эльфов. Такие же прозрачные, бестелесные…

* * *

Эту его фразу: «Дети становятся похожими на ангелов» — она часто вспоминала потом, когда переступала выщербленный порог палаты, где лежала ее новая знакомая, Лика… Они подружились почти сразу и этому способствовала маленькая нелепость: дал сбой непонятный механизм, с помощью которого поднималось изголовье кровати. Лика с беспомощным недоумением нажимала невидимую кнопочку в матраце, но что то не получалось, слабые, тонкие пальчики соскальзывали, по лбу катились капельки пота… Оставив попытки, девочка тихо рассмеялась:

— Извините. Как будто я в космосе. И застряла в невесомости… Так гостей не встречают.

— А я и не гостья вовсе. — Она улыбалась, ее щеки пылали румянцем, как всегда при нервном замешательстве. Она поставила пакеты с мандаринами и соком на тумбочку. — Я твой друг. У меня такое чувство, как будто я знаю тебя давно-давно. Сто лет. Дай-ка, я все-таки попробую запустить твою «летающую кровать»… Хоть я и не механик.

— У Вас не получится. Нужно позвать дядю Костю.

— Кто это? — сердце у нее бешено колотилось где-то в самом горле.

— Это наш слесарь. Он у нас все все чинит. Только сейчас обед.

— Разве? — она взглянула на часы. — Еще только половина одиннадцатого.

— У дяди Кости обед всегда рано. Потом он до часу спит.

— Как — спит? — она откинула волосы со лба, выпустила сердце из горла. Оно послушно ушло на место, прощально кольнув куда-то в ребра. — Почему?

— Не знаю. — Лика слабо пожала плечами, кудряшки, стянутые мягкой резинкой, рассыпались, упали ей на глаза, она прищурилась сквозь золотистую завесу, хитринки мелькнули в уголках ее рта мелкими складочками. — Нянечка Анна Ивановна говорит: «гуща сморила»… Наверное, он любит кофе. Там же шоколадная гуща, толстая. Когда я была дома, бабушка мне кофе варила с такой вот гущей. От нее и правда — спать хочется.

— А когда ты была дома? — Она все еще пыталась вызвать к действию запавшую кнопку в матраце, надавливая на нее со всей силы. Кнопка западала.

— Даа-авно! — вздохнув, протянула Лика. — Полгода назад. Теперь у меня опять курс лечения. Скучно. Уколы. Таблетки. От них потом тошнит. — Наконец, в кровати что-то гулко скрипнуло, дзынькнуло, и она с усилием, медленно поехала вверх.