Удобнее устраиваясь на подушке, Лика довольно хмыкнула. — Надоело лежать. Спасибо. Вы — упрямая. Хорошо. — Она слегка коснулась легкими пальцами руки своей гостьи. Только эта французская бестия еще упрямее бывает. Анна Ивановна просто дергает ее за спинку, вот и все.
— Почему вдруг: «французская бестия»? — в недоумении улыбнулась гостья.
— Так эта кровать из гуманитарной помощи. Она была во французском госпитале. Потом ее списали и прислали к нам. Лидия Андреевна говорит, там через полгода-год все списывают. А нам ее прислали лет шесть назад. Меня тут и не было еще. Мне только восемь.
— Я знаю. — Она осторожно присела в ногах Лики. В кровати снова что то скрипнуло и пискнуло, матрац слегка провис. — Ох, и, правда, бестия! — улыбнулась она, устраиваясь получше. — Но, надеюсь, мы с тобою не свалимся с нее на пол?
Девочка рассмеялась:
— Было бы здорово! А то скучно все время лежать. Особенно, когда ты одна в палате.
— Но вас ведь много здесь? — Она оглянулась. Пять кроватей. Покрывала вдоль стен и у окна были даже не смяты.
— Все ушли домой. Всех уже выписали. Или перевели на другие этажи. Кроме меня. Я не могу ходить. Очень ослабела Когда приходит Андрей Павлович, то выносит меня немного погулять на руках. Если Михаил Антонович разрешает. Андрей Павлович часто приходит. Но я не могу всегда бывать на улице. — За окном раздался частый дробный стук. Она вздрогнула, а Лика силилась поднять голову с подушки, опять светло улыбалась, взмахивая тоненькими ручками:
— Вы видите, видите? Кто там?
— Это синичка. Клюет что то с подоконника и заглядывает в окно. Тебя ищет? Твоя знакомая?
— У меня их много, знакомых синичек Они часто прилетают. Поют под окном. Зовут на улицу. Андрей Павлович говорит, что они знают про меня все-все. — Лика пожала плечами. — Откуда?
— Ну-у… — неуверенно протянула Она. — Знаешь, животные и птицы всегда знают многое о людях. Они, наверное, видели тебя в окно.
— Я почти не встаю. — тихо уронила Лика. — А когда мы гуляем в парке, они улетают. Боятся нас. Не любят запаха дыма. Когда мы гуляем, многие в парке курят… Только не говорите никому, хорошо? Тогда мне могут запретить гулять совсем, понимаете? Дышать дымом вредно.
— Я не скажу. — Она развела руками. — Не болтливая, не выдаю чужих тайн. Ты тоскуешь по свежему воздуху? Сильно?
— Почти нет. Я уже привыкла. Только очень скучаю по новым лицам. Иногда во сне вместо людей вижу лишь расплывчатые пятна Или — чувства Тогда — пугаюсь. Мне кажется, что я вообще скоро перестану видеть людей. Совсем. То есть… Ну, понимаете, под землей людей не видно, а с неба они кажутся точками. Как из самолетного окошечка. Я знаю, летала один раз с мамой на самолете…
— А где твоя мама? — Она облизнула пересохшие губы, взяла руку девочки в свою. Ее потрясло, что малышка так просто говорила о смерти.
— Мама ушла. Она живет в другом районе. Не хочет быть со мной. У нее, кажется, другая семья.
— Ушла? Как странно! Но ты ведь с кем-то живешь?
— С папой. И бабушкой. Только папа сейчас — в океане. У каких-то островов. Не помню. Он капитан теплохода. Зарабатывает деньги. Чтобы меня лечить, нужно ведь очень много денег. А бабушка приболела Она скоро обещала прийти.
— Но мама приезжает к тебе? Хоть иногда? — в ее ошеломленной голове никак не могла уложиться в целые кусочки та трагичная мозаика эмоций и впечатлений, которой так щедро и ненавязчиво — просто делилась Лика. |