– Бери… бизнесмен. Да… Пластинки покупай Ленинградского завода. Нагребёшь из Ташкента – их сразу в мусорку, продавать за десятку такие стыдно.

По окончании репетиции Егор упросил Валеру Дайнеко подкинуть «железо» к нему на Калиновского. Тот нехотя согласился, потом поставил условие:

– Возьми мой «Шарп» и купи пяток кассет, сделай копии, – когда уже ехали на Восток, добавил: – Не разменивайся на «Весну 306», дешёвое дерьмо. Если хочешь, я позвоню в ЦУМ заведующей секцией, сделает «Весну 202». Не «Шарп» и не «Сони», конечно, что ещё ждать от двухсотрублёвого советского, но потом хоть за те же деньги продашь. Дай ей пригласительный или пообещай на будущее.

«Сделает» или «достанет», значит, тот магнитофон – в дефиците.

А ещё надо учесть, что двести рублей – очень серьёзная сумма для студента или выпускника, по окончании вуза зачастую получавшего не больше девяноста, максимум – сто десять в месяц, очень редко – больше. Егор решил отложить покупку магнитофона до зарубежных гастролей. Тем более, в вентиляционном канале лежат двести долларов от Бекетова, вот им найдётся наилучшее применение.

– Хорошо. Поможешь занести комбик? Тяжёлый, а дома у меня только хрупкая девушка, сорок кэ гэ с косметикой.

– Элеонора?! Вроде же крупнее была.

Егор поднял руки, мол – куда уж мне.

– Она будет польщена, что ты её помнишь. На самом деле, Эля – просто друг, завести с ней отношения мне не по карману. Дорогая девушка, избалованная. Работает заведующей комиссионным магазином в «Верасе» на Кедышко. Свойская, общительная, в компании с ней само то.

– Похоже, мне срочно понадобилось заехать в комиссионный магазин, – решил Дайнеко. – У неё когда рабочий день заканчивается?

– В восемнадцать.

– Впритык… Завозился с тобой. Ладно, завтра. Пусть потерпит!

Выгрузив аппаратуру и гитару в квартире, Егор начал быстро собираться на тренировку. Настя посмотрела выразительно в надежде, что сделает исключение и побудет с ней, он будто бы не заметил взгляда.

– Дорогая! Просьба есть. Извини, что нагружаю. Вот кассета, на ней испанская песня протеста. Нужно купить пять кассет, деньги сейчас дам, и переписать на них. Справишься? Будем её разучивать для гастролей по Латинской Америке. Целую!

Он вернулся ближе к десяти вечера, получивший нагоняй от тренера за потерю формы, даже не признался, что после двух следующих тренировок снова исчезнет на месяц. В общем, ожидал чего то подобного, а вот Настя сумела удивить.

Она запустила L’Estaca и начала подпевать, но почему то по польски: «Он натхнёны и млоды был…», остановив, спросила:

– Егор! Ты в своём уме? Зачем «Муры» петь «Песнярам»?

– Дорогая… Какие «Муры»?

– Каталонскую песню L’Estaca Яцек Качмарский переделал на польский лад как Mury runą, она стала гимном профсоюза «Солидарность» Леха Валенсы. Как только в Польше ввели военное положение, фактически – военную диктатуру, «Муры» запрещены. За их публичное исполнение можно угодить в лагерь, туда брошены уже многие тысячи. Я знаю, вы далеки от этого… Но если споёте где нибудь в Гродно, Бресте и Львове, народ там точно узнает, что это «Муры».

Она снова запустила плёнку и вместо томба томба пропела: A mury runą, runą, runą I pogrzebią stary świat!

– В общем, стены диктатуры рухнут, рухнут, рухнут и погребут под своими обломками старый мир. Песня очень хорошая, но кто вам её подсунул?

– Не поверишь! Офицер КГБ, надзирающий за нашей благонадёжностью. Наверно, его самого развели как пацана.