|
.. Дописал, аккуратно сложил, отдал. - Там имя и адрес... Лишь теперь Фандорин взял мину и передал ее в окно, подозвав жандармов. За ней последовали и остальные семь: очкастый осторожно брал их, подавал Эрасту Петровичу, тот спускал вниз. - А теперь выйдите, пожалуйста, - сказал обреченный, взводя курок. - И помните: вы дали слово чести. Эраст Петрович посмотрел в светло-голубые глаза юноши, понял, что уговаривать бессмысленно, и пошел к выходу. Почти сразу же за спиной грянул выстрел. *** Домой инженер вернулся на исходе дня, усталый и грустный. В Москве на вокзале ему вручили телеграмму из Петербурга: "Всё хорошо что хорошо кончается но нужен японец про десять тысяч надеюсь шутка". Это означало, что платить самарской Belle Dame sans merci<Безжалостная дама> инженеру придется из собственного кармана, но печалился он не из-за этого - из головы всё не шел самоубийца с его любовью и его ненавистью. А еще мысли Эраста Петровича вновь и вновь возвращались к человеку, который придумал, как извлечь из чужой беды практическую пользу. От арестованного почтальона про этого человека выяснили немного. Можно сказать, ничего нового. Где его, такого изобретательного, искать, было непонятно. Еще трудней было предугадать, в какой точке он нанесет следующий удар. В дверях казенной квартиры Фандорина встретил камердинер. Сегодня нейтралитет дался Масе особенно тяжело. Всё время, пока господин отсутствовал, японец бормотал сутры и даже пробовал молиться перед иконой, но сейчас был само бесстрастие. Окинул Эраста Петровича быстрым взглядом - цел ли? Увидев, что цел, на миг зажмурился от облегчения и тут же равнодушно доложил по-японски: - Снова письмо от городского жандармского начальника. Инженер, морщась, развернул записку, в которой генерал-лейтенант Шарм настоятельно приглашал пожаловать к нему на ужин нынче в половине восьмого. Записка кончалась словами: "А то я, право, обижусь". Вчера было точно такое же приглашение, за недосугом оставленное без ответа. Неудобно. Старый, заслуженный генерал. Опять же смежное ведомство, обижать нельзя. - Помыться, побриться, смокинг, белый галстук, цилиндр, - кисло сказал инженер слуге. - Я ненадолго. Слог третий, в котором Рыбников дает волю страсти 25 мая Гликерия Романовна прокатилась вдоль бульвара впустую - Вася не пришел. Это ее расстроило, но не слишком сильно. Во-первых, теперь она знала, где его можно найти, а во-вторых, ей было чем заняться. Прямо с бульвара Лидина поехала к Константину Федоровичу Шарму на службу. Старик ужасно обрадовался. Выставил из кабинета каких-то офицеров с бумагами, велел подать шоколад и вообще был очень мил со своей старомодной галантностью. Вывести разговор на Фандорина было совсем нетрудно. После болтовни об общих петербургских знакомых Гликерия Романовна рассказала, как чуть не угодила в кошмарное крушение на мосту, красочно описала виденное и свои переживания. Детально остановилась на таинственном господине с седыми висками, руководившем дознанием. Сильный эпитет, как и рассчитывала Лидина, подействовал. - Для вас, может, он и таинственный, но не для меня, - снисходительно улыбнулся генерал. - Это Фандорин из Питерского железнодорожного. Умнейший человек, космополит, большой оригинал. Он сейчас ведет в Москве очень важное дело. Я предупрежден, что в любую минуту может понадобиться мое содействие. У Гликерии Романовны упало сердце: "важное дело". Бедный Вася! Но она не подала виду, что встревожена. Вместо этого изобразила любопытство: - Космополит? Большой оригинал? Ах, милый Константин Федорович, познакомьте меня с ним! Я знаю, для вас нет невозможного! - Нет-нет, и не просите, Эраст Петрович имеет репутацию разбивателя сердец. Неужто и вы не остались равнодушны к его мраморному лику? Берегитесь, я взревную и установлю за вами секретное наблюдение! - шутливо погрозил пальцем генерал. |
