|
Прокурор Динан ухватился за эти слова и стал добиваться разъяснения, что именно могла бы, по мнению свидетельницы, подобная фраза означать. Конечно, обвинитель желал услышать нечто, указывающее на существование у Адольфа Лютгерта криминального умысла, однако Кристина Фелдт не дала прокурору желаемый ответ. Она уклончиво заявила, что, по её мнению, слова Адольфа свидетельствовали лишь о том, что тот обдумывал вероятность расставания с супругой и имел на этот случай некий план, которому и желал следовать. Понятно, что подобный план не обязательно должен был быть преступным, например, супруги могли просто разъехаться и жить по разным адресам, юридически не фиксируя развод. Для начала XX столетия это была вполне рабочая схема отношений.
На прямой вопрос обвинителя о возможном существовании взаимной симпатии, Кристина Фелдт ответила, что Адольф ей не нравился, в том числе из-за неуважительного отношения к жене. Однажды он признался ей, что она нравится ему более жены, но это было только один раз, и Кристина, по её словам, моментально пресекла любые разговоры такого рода. Прокурор Динан остался явно не удовлетворён таким ответом. Намереваясь подтолкнуть допрос в сторону большей открытости, обвинитель заявил, что ведутся разговоры о существовании интимной связи Кристины с подсудимым, и попросил их прокомментировать. Женщина рассмеялась — и это было по-настоящему неожиданно для такого места! — а затем, немного успокоившись, категорически отвергла мысль о возможности каких-либо плотских отношений с Адольфом. Она подчеркнула, что Лютгерт как мужчина ей совершенно неинтересен. Далее, стремясь убедить сторону обвинения и суд в том, что ей нечего скрывать, Кристина Фелдт заявила, что готова передать прокурору письма, написанные ей Адольфом Лютгертом из тюрьмы. На вопрос Динана, когда он эти письма может получить, свидетельница ответила, что прямо сейчас, после чего открыла сумочку и передала ему в руки внушительную стопку конвертов. Это был неожиданный поворот, застигший врасплох всех присутствовавших. Динан обратился к судье с просьбой приостановить допрос Кристины Фелдт, дабы продолжить его после прочтения писем. Утром следующего дня — а это был вторник 7 сентября — Лютгерт и сопровождавшие его адвокаты Винсент и Бинилед (Biniled) появились в судебном зале, явно пребывая в хорошем настроении. Подсудимый даже улыбнулся присяжным и приветствовал их кивком, чего ранее не делал. По-видимому, обсудив с защитниками ситуацию, он понял, что действия Кристины Фелдт объективно играют ему на руку и разглашение содержания писем ему не повредит. Прокурор Динан постарался выжать из писем максимум возможного. Он многозначительно сообщил суду, что многие из писем Адольфа, адресованные Кристине Фелдт, начинались довольно интимно. Лютгерт называл адресата «Возлюбленная» («Beloved»), «Дорогая Кристина» («Dear Christine») или даже «Возлюбленная Кристина» («Beloved Christine»), постоянно встречавшееся в тексте обращение «Друг Кристина» автор писем писал отдельными буквами. После чего прокурор зачитал выдержки из некоторых посланий — все они оказались весьма нейтральными по содержанию. Адольф рассказывал о тюремном быте и страданиях, которые ему пришлось пережить, оказавшись в каменном мешке. Он неоднократно подчёркивал собственную невиновность и ошибочность ареста. Также из писем можно было составить определённое представление об отчаянном финансовом положении подсудимого, который просил Кристину Фелдт передать ему 2 тыс.$ наличными и упоминал, что его старые деловые партнёры собрали для него 3,9 тыс.$. Обвинитель не отказал себе в удовольствии прочитать и некоторые бранные сентенции, встречавшиеся в письмах Лютгерта, по-видимому, нередко. Так, например, инспектора Шаака и его офицеров Лютгерт без лишних экивоков называл «бандой» («gang»), а прочих полицейских — «собаками» («dogs»). |
