Как легкий звон, несется за тобой…

Неровное, горячее дыханье

В тени пахучей, дремлющей, сырой,

Тебе в лицо повеет торопливо…

Но вдаль они глядели молчаливо.

XLI

Сердца рвались… но ни глаза, ни руки

Встречаться не дерзали… При луне,

Испуганные близостью разлуки,

Они сидят в унылой тишине.

Лишь изредка порывистые муки

Их потрясали смутно, как во сне…

«Так завтра? Точно?» – «Завтра». Понемножку

Дуняша встала, подошла к окошку,

XLII

Глядит: перед огромным самоваром

Супруг уселся; медленно к губам

Подносит чашку, благовонным паром

Облитую, пыхтит, кряхтит – а сам

Поглядывает исподлобья. «Даром

Простудишься, Дуняша… Полно вам

Ребячиться», – сказал он равнодушно…

Дуняша засмеялась и послушно

XLIII

Вошла да села молча. «На прощанье,

Андрей Ильич, откушайте чайку.

Позвольте небольшое замечанье…

(Андрей меж тем прижался к уголку.)

Ваш родственник оставил завещанье?»

«Оставил». – «Он… в каком служил полку?»

«В Измайловском». – «Я думал, в Кирасирском.

И жизнь окончил в чине бригадирском?»

XLIV

«Да, кажется…» – «Скажите! Впрочем, что же

Вам горевать? Покойник был и глух,

И стар, и слеп… Тем лучше для него же.

Хотите чашечку?» – «Я больше двух

Не пью». – «Да; как подумаешь, мой боже,

Что наша жизнь? Пух, совершенный пух;

Дрянь, просто дрянь… Что делать? участь наша…

Эх!.. Спой нам лучше песенку, Дуняша.

XLV

Ну не ломайся… ведь я знаю, рада

Ты петь с утра до вечера». Сперва

Ей овладела страшная досада…

Но вдруг пришли на память ей слова

Старинные… Не поднимая взгляда,

Аккорд она взяла… и голова

Ее склонилась, как осенний колос…

И зазвучал печально-страстный голос:

     «Отрава горькая слезы

     Последней жжет мои ресницы…

     Так после бешеной грозы

     Трепещут робкие зарницы.

     Тяжелым, безотрадным сном

     Заснула страсть… утихли битвы…

     Но в сердце сдавленном моем

     Покоя нет – и нет молитвы.

     А ты, кому в разлучный миг

     Я молча сжать не смею руки,

     К кому прощальных слов моих

     Стремятся трепетные звуки…

     Молю тебя – в душе твоей

     Не сохраняй воспоминанья,

     Не замечай слезы моей

     И позабудь мои страданья!»

XLVI

Она с трудом проговорила строки

Последние… потупилась… У ней

Внезапно ярко запылали щеки…

Ей стало страшно смелости своей…

К Андрею наклонился муж: «Уроки

Она, сударь, у всех учителей

В Москве брала… Ну, Дунюшка, другую…

Веселенькую, знаешь, удалую!»

XLVII

Она сидит, задумчиво впадая

В упорную, немую тишину.

Часы пробили медленно.