XX

Супруг ответствовал одним мычаньем

(Он кушал жирный блин); его жена

На гостя с изумленным восклицаньем

Глядит… Она взволнована, бледна…

Внезапно пораженное страданьем,

В ней сердце дрогнуло… Но вот она

Опомнилась… и, медленно краснея,

С испугом молча слушает Андрея.

XXI

«Ваш дядюшка скончался?» – «Да-с». – «Я с детства

Его знавал… я знаю целый свет.

Позвольте… Вы теперь насчет наследства?»

«Да-с». – «Ну, ступайте с богом – мой совет.

Жаль, жаль лишиться вашего соседства…

Но делать нечего. Надолго?» –

«Нет… О нет… я ненадолго… нет…» И трепет

Остановил его смущенный лепет.

XXII

Дуняша смотрит на него… Разлуку

Он им пророчит… но на сколько дней?

Зачем он едет? Радость или муку –

Чтo, чтo скрывает он? Зачем он с ней

Так холоден? Зачем внезапно руку

По мрачному лицу провел Андрей?

Зачем ее пытающего взора

Он избегал, как бы страшась укора?

XXIII

Она разгневалась. Перед слезами

Всегда сердиты женщины. Слегка

Кусая губы, ласково глазами

Прищурилась она… да бедняка

Насмешками, намеками, словцами

Терзала целый божий день, пока

Он из терпенья вышел не на шутку…

Дуняше стало легче на минутку.

XXIV

Но вечером, когда то раздраженье

Сменила постепенно тишина,

Немую грусть, унылое смущенье,

Усталый взгляд Андрея вдруг она

Заметила… Невольно сожаленье

В ее душе проснулось, и, полна

Раскаянья. Дуняша молчаливо

По комнате прошлась и боязливо

XXV

К нему подсела. Взор ее приветно

Сиял; лицо дышало добротой.

«Андрей, зачем вы едете?» Заметно

Дрожал неровный голос. Головой

Поник он безнадежно, безответно,

Хотел заговорить, махнул рукой,

Взглянул украдкой на нее… бледнея…

И поняла Дуняша взгляд Андрея.

XXVI

Она сидела молча, замирая,

С закрытыми глазами. Перед ней

Вся будущность угрюмая, пустая,

Мгновенно развернулась… и, со всей

Собравшись силой, медленно вставая,

Она сказала шепотом: «Андрей,

Я понимаю вас… Вы не лукавы…

Я благодарна вам… Вы правы… правы!»

XXVII

Его рука, дрожа, сыскала руку

Дуняши… Расставаясь навсегда,

В последний раз, на горькую разлуку

Пожал он руку милую тогда.

Не передав изменчивому звуку

Своей тоски – но страха, но стыда

Не чувствуя, – проворными шагами

Он вышел и залился вдруг слезами.

XXVIII

О чувство долга! Сколько наслаждений

(Духовных, разумеется) тобой

Дается нам в замену треволнений

Ничтожной, пошлой радости земной!

Но по причине разных затруднений,

По слабости, все мешкал наш герой,

Пока настал, к тоске дворян уезда

Бобковского, печальный день отъезда.

XXIX

Андрей с утра в унылую тревогу

Весь погрузился; дедовский рыдван,

Кряхтя, придвинул к самому порогу,

Набил и запер толстый чемодан;

Все бормотал: «Тем лучше; слава богу», –

И сапоги запихивал в карман…

Людей томит и мучит расставанье,

Как никогда не радует свиданье.

XXX

Потом он начал ящики пустые

С великим шумом выдвигать; в одном

Из них нашел он ленточки – немые

Свидетели прошедшего… Потом

Он вышел в сад… и листики сырые

Над ним шумели грустно, старый дом

Как будто тоже горевал, забвенье

Предчувствуя да скорое паденье.