|
Проверка билетов, документов. Проводница — серьезная и внушительная тетка, шутить с ней не хочется. Даже блондинчик, кажется, робеет. Первым в вагоне оказывается Мазила. За ним Леся. Мелкий неуклюже подает ей руку, вдергивает девчонку в вагон. Далее Наташка. Длинные ноги, узкие шортики. Бабочка нашивкой на джинсовой попе. Сергуня пытается подсадить Наташку, но, едва успев коснуться, отшатывается. — Ворожцова лапай, — словно сплевывает она и исчезает во мраке вагона. Тимур с Ворожцовым остаются на платформе вдвоем. — Зачем ты его взял? — тихо бормочет Ворожцов. — А что я мог сделать? — пожимает плечами Тимур. — Не нравится — пойди и скажи, что мы без него едем. И Тимур лезет в тамбур… …Наверное, тогда Тимур лукавил: он-то хотел взять с собой Сергуню. Если б Ворожцов настоял, блондинчик сейчас был бы жив. Но Ворожцов не мог подойти и сказать: «нет». А если бы и сказал, то все равно ничего не изменилось бы. Внутри, в пустоте, зашевелилась боль. Ощущение было новым. Нет, болело и раньше, но если прежде резало, кололо, рвало душу на куски и выворачивало наизнанку, то теперь боль стала ноющей, тоскливой. Так болят зубы. И что страшнее: боль или пустота — он тоже не знал. И то, и другое страшно. Почему брат болтал о чем угодно, пил и снова говорил много и невнятно? Почему он ни разу не сказал главного: здесь страшно. Не опасно, не интересно, а именно страшно. Или брат говорил, а Ворожцов не услышал? Да если бы и услышал, изменило бы это что-то? Или все было предопределено? Где-то ведь была точка невозврата. Когда ситуация стала необратимой. Когда пути назад не осталось. Сперва Ворожцову казалось, что эту точку они прошли, когда отказались от идеи вернуться, прячась под жестяным щитом от дождя. Потом он стал разматывать воспоминания, как клубок. Может быть, они переступили эту черту, когда разметало по поляне паникера и понтареза Сергуню? Нет. Или когда бежали от всплывшего со дна реки пузыря? Нет. Когда выпрыгнули из грузовиков и кинулись в лес? Когда забирались в грузовики? Когда? Клубок событий раскручивался в обратную сторону, а конца нитки не было видно. Его вообще не было. Или был? Просто Ворожцов придумал себе глупое сравнение и не замечает очевидного. Кому и где надо было остановиться, чтобы все теперь было как раньше? И зачем все это было нужно? К чему? Что это дало? Лишь понимание того, что вся экспедиция была ошибкой. Что он не хочет взрослеть. Они не хотят. Тимур тоже. Иначе не стал бы расстреливать прибор. Не слишком ли высока цена еще одной, нехитрой как будто бы истины? Перед глазами возник Сергуня с бутылкой пива, воодушевленный Мазила, наигранно неприступная Наташка, Леся… …Их шестеро. Места в купе четыре. Потому Наташка и Леся едут отдельно, а они вчетвером в одном купе. Ворожцов предпочел бы ехать с Лесей, но это невозможно. В крайнем случае он был бы рад ехать с Лесей и Наташкой. |
