Изменить размер шрифта - +
Его мертвенно-бледное лицо оживилось. По-прежнему опираясь на плечи палача и аббата, он выпрямился, словно вдруг вырос, и теперь оказался выше мэтра Обена. Еще прежде, чем он раскрыл рот, любовь подсказала Анжелике, что он сейчас сделает.
     В морозном воздухе внезапно зазвучал глубокий, звонкий, удивительный голос.
     Золотой голос королевства пел в последний раз.
     Он пел на провансальском языке беарнскую песенку, так хорошо знакомую Анжелике, и она одна понимала, о чем он поет.
     Стоя на коленях с опущенной головой, Я молю тебя, милая королева Прекраснейшего сада, где увидел свет Христос, Сохрани же город Тулузу...
     Этот нежный сад - нашу обитель...
     Нежный сад, где все расцветает...
     Сохрани всегда цветущей Тулузу...
     Эта песня, словно кинжалом, пронзила сердце Анжелики. Она закричала.
     Ее крик прозвучал в наступившей вдруг жуткой тишине, потому что в этот момент песня оборвалась: монах Беше своим костяным распятием ударил певца по губам. Голова осужденного снова упала на грудь, изо рта потекла струйка крови. Но он тут же снова выпрямился.
     - Конан Беше, - громко крикнул он тем же звонким и чистым голосом. - Через месяц назначаю тебе свидание перед божьим судом.
     Толпа затрепетала от ужаса, исступленные возгласы заглушили голос графа де Пейрака.
     Волна ярости, беспредельного возмущения захлестнула людей. Но это было вызвано скорее высокомерием смертника, чем поступком монаха. Такого скандала еще никогда не бывало на площади Собора Парижской богоматери! Петь! Он осмелился петь! Ну хорошо, пусть бы спел религиозный гимн! Но песенку на каком-то непонятном языке, на языке дьявола!..
     Словно в чудовищном водовороте, толпа приподняла Анжелику, завертела, стиснула и, топча ей ноги, понесла вперед, и она оказалась зажатой в угол, в проеме какой-то двери. Нащупав рукой створку, она толкнула ее и, задыхаясь, влетела в темноту пустынного собора.
     Она постаралась взять себя в руки, преодолеть боль, которая разливалась по всему телу. Ребенок шевелился у нее в животе. Когда Жоффрей пел, он так заворочался там, что она с трудом сдержала стон.
     До нее глухо доносился гул толпы. Сначала он нарастал, но, достигнув кульминации, через несколько минут начал стихать.
     - "Надо уходить, - твердила себе Анжелика. - Надо вернуться на Гревскую площадь", Она покинула свое убежище в стенах собора. На площади, в том месте, где монах Беше ударил графа де Пейрака, дрались между собой несколько мужчин я женщин.
     - Вот он, зуб колдуна! - крикнул вдруг один из мужчин.
     Он бросился бежать, остальные устремились за ним. Какая-то женщина размахивала белым лоскутом.
     - Мне удалось оторвать кусок от его рубахи! Кто желает? Это приносит счастье!
     Анжелика бежала. За мостом Парижской богоматери она нагнала толпу, сопровождавшую тележку, но по улице Корзинщиков и Ножовщиков протиснуться было почти невозможно. Она умоляла, чтобы ее пропустили. Но ее даже не слушали. Люди, казалось, впали в какое-то безумие. Снег под лучами солнца сползал с крыш большими пластами прямо на головы людей, однако никто не обращал на это никакого внимания.
     Наконец Анжелике удалось добраться до угла Гревской площади. И в этот момент она увидела, как над костром взметнулся огромный столб огня. Простирая к нему руки, она услышала свой безумный голос:
     - Он горит! Горит!
     С диким остервенением она пробилась к самому костру.
Быстрый переход