|
Почему так, объяснялось весьма туманно, отец же сказал странную фразу: «На Земле это называют евгеникой». «Эксцессы», как пояснял учебник, немедленно пресекались всемогущей социальной службой. Однако имелись те, кому ничего не запрещалось, однако общение с ними было строго ограничено. Прежде это были религиозные диссиденты, те же томисты, сторонники Кампанеллы. Теперь же в эпоху полной свободы совести нечистыми объявляли тех, кто потенциально опасен для общества. Кто производит отбор? Все та же социальная служба, всемогущая и всезнающая.
Вчера за кофе сквайр Понс поведал много интересного. Кафе (именно «café», а не «casu»), оказалось маленьким и очень уютным. И вовсе не подпольным, просто бывали там большей частью… Нет, не вилланы, а технический персонал. Соланж де Керси наверняка стала первой графиней, выпившей там чашку латте. Никто ничего не запрещал и не предписывал, но так сложилось, причем сразу, с первого же дня. Понс немного рассказал о своей работе. Механик ремонтник, но недавно окончил специальные курсы и теперь ждет перевода в отдел телескринов. Ничего особенного, маленькие оптические камеры для передачи изображения, на Земле, говорят, они тоже есть. Дело нужное, однако, не так давно на Клеменции чуть не отправили в отставку Высший Распорядительный совет, причем именно из за телескринов. Кто то распространил по информационной сети текст законопроекта, согласно которому камеры наблюдения будут устанавливать всюду, начиная с улиц и площадей, где они и так уже есть, кончая жилыми помещениями с функцией круглосуточной записи – исключительно ради безопасности самих же клементийцев. Вместо подписи под документом – многозначительное «Frater Antenatus» . Документ объявили недоработанным черновиком, двое членов совета ушли в отставку. Социальная служба намекнула, что все это провокация, устроенная теми же нечистыми, предавшими и погубившими миссию на Земле. Соль невольно вспомнила, как в Мюнхене вскоре после прихода нацистов к власти, началась шумная кампания по организации помощи обездоленным. Бездомным бродягам было решено предоставить бесплатное жилье и обеспечить их работой. Так возник Дахау. Понс же повторил чьи то слова: телескрины – пробный шар. Если не выйдет, Frater Antenatus попробует что нибудь иное.
* * *
«Свободная Германия» передавала концерт по заявкам. Начали с бешено популярной «Лили Марлен», которую в Рейхе то запрещали, то вновь разрешали. Недавно запретили вновь якобы по личному распоряжению Гитлера. Объявляя следующую песню, диктор был строг: «Памяти камрада Иоганна Штимме, члена центрального комитета компартии, погибшего на боевом посту».
И так как все мы люди, то должны мы – извините! – что то есть, хотят кормить нас пустой болтовней – к чертям! Спасибо за честь!
Соль невольно сжала кулаки. Там, на Земле, ее тоже называли камрадом. Здесь – нечистой. Rotfront, друзья!
Марш левой – два, три! Марш левой – два, три!
На звонок она вначале не обратила внимания. Катитесь вы все во главе со своим Старшим Братом kolbaskoj po Maloj Spasskoj! Потом, пересилив себя, все же поднялась, сделала звук тише.
Встань в ряды, товарищ, к нам, – ты войдешь в наш Единый рабочий фронт, потому что рабочий ты сам!
На пороге стоял дед, Агфред Руэрг. – Ты не ошибся дверью? – спросила она по немецки.
* * *
Дед дослушал «Марш Единого фронта» до конца и лишь потом выключил радио. |
