6

Олендорф, пройдясь по подвалу, поддел носком ботинка одну из растоптанных свечей, брезгливо скривился.

– Schweinfest!

Затем шагнул ближе, поглядел в глаза.

– Обещания я обычно выполняю, если это не в ущерб Рейху. Доктор Фест, вы свободны, естественно, в пределах расположения Лейбштандарта. Вы же у нас теперь…

Пожевал губами и выговорил, словно сплюнул:

– Кебаль.

– Бриганденфюрер! – Брандт, стоявший возле дверей, резко обернулся. – Позвольте поговорить с вами наедине. Я должен объяснить…

– Нет, я уже все решил. Копия тетради профессора Рауха останется у меня, книги вернем в библиотеку музея. Все, идите! Я тут еще раз осмотрюсь, если вы, конечно, не против.

Последние слова звучали издевкой, но бессильной, не способной уязвить. Доктор Иоганн Фест взял со стула шляпу, надел, сдвинув по давней привычке на левый висок, и вышел в темный подвальный коридор. Часовой сделал вид, что это его никак не касается.

До лестницы, ведущей наружу, оставалось шагов десять, когда его резко дернули за локоть. Бывший унтер офицер обернулся, зная, кого увидит.

– Доктор Брандт! Оставьте меня в покое, я очень устал.

Тот локоть отпустил, но шага не сбавил.

– Доктор Фест! Вы не ученый, вы обманщик и шарлатан! Фокусник, фигляр!..

Вот и лестница, прямой путь на вольный воздух. Только сейчас Фест понял, как надоел ему тесный подвал.

– Фауста тоже в этом обвиняли. Есть на кого равняться!

Брандт, заступив дорогу, попытался взять за плечо, однако не решился, руку отдернул.

– Вы солгали Олендорфу, но это не беда, сам виноват. Однако вы обманули и…

Вместо имени – короткий взгляд в утонувший в сумраке потолок. Иоганн Фест пожал плечами.

– Если бы вас пообещали пристрелить без суда и следствия, вы бы отказались спастись ценой невинного фокуса?

Как ни странно, подействовало. Брандт отступил на шаг, и только когда лестница осталась позади, крикнул вслед:

– Я не верю в эти поповские байки!

Оборачиваться доктор Фест не стал.

– И я не верю.

Его встретил серый октябрьский день, поредевшие желтые кроны, привычный мелкий дождь. Ничего не изменилось, ведь пробыл он в подвале от силы сутки. Жаль, не отпустили домой, но и в этом есть резон. Когда в город входят танки, самое безопасное место – за броней.

* * *

– А вот и наш унтер! Фест, где вы прячетесь? Все маршируют, все горло дерут, «Хорст Вессель» уже в ушах завяз…

Знамена ввысь! В шеренгах, плотно слитых,

СА идут, спокойны и тверды.

– Гауптштурмфюрер, прекратите! Между прочим, песня политически неправильная. Какое нам дело до мужеложцев из СА?

В казарме тоже без перемен, разве что эсэсовцы бутылку уже не прячут. Ветеран Федор Лиске не с ними, в сторонке газету изучает.

– Нет, я все таки спою, пусть унтер помучается. Фест, а что при кайзере петь заставляли? «Вахту на Рейне»? И я могу!

Призыв – как громовой раскат,

Как звон мечей и волн набат:

«На Рейн, на Рейн, кто станет в строй

Немецкий Рейн закрыть собой?»

Иоганн Фест направился к своей койке, желая лишь одного – сбросить пальто, упасть и закрыть глаза. Гауптштурмфюрер Лиске встретил его на полдороге. Взглянул внимательно и молча протянул руку.

Спокоен будь, край отчий наш:

Твёрд и надёжен страж, на Рейне страж!.