|
- Ах, вот оно что! - проговорил Жак Обри, следуя за ним. - Видно, у нас тут есть знакомые! А вы и словом не обмолвились об этом, господин молчальник! - О! Спасите моего отца, господин Асканио! - воскликнула Коломба, ничуть не удивившись, что молодой человек здесь, как будто его присутствие было совершенно естественным. - Слышите, они дерутся там, на площади, и все из-за меня, по моей вине! О боже мой, боже мой! Поспешите же, иначе его убьют! - Успокойтесь, - проговорил Асканио, устремляясь в покои, выходившие во второй двор. - Успокойтесь, я отвечаю за все. - Успокойтесь, - повторил Жак Обри, не отстававший от юноши. - Успокойтесь, мы отвечаем за все. У порога двери Асканио услышал, что кто-то зовет его, но на этот раз голос был не так нежен. - Кто меня зовет? - спросил Асканио. - Я зваль мой юный друг, я зваль, - повторил тот же голос с явным немецким акцентом. - Ах, черт побери! - воскликнул Жак Обри. - Да ведь это наш Голиаф! Что вы делаете в этом курятнике, храбрец великан? И действительно, он увидел голову Германа в слуховом окне небольшого сарая. - Сам не знай, как я попаль зюда. Отодвигайт засов, чтобы я вступаль в сражений. Руки чесаться! - Выбирайтесь, - сказал школяр, поспешив оказать нашему Голиафу услугу, о которой он просил. Меж тем Асканио приблизился к воротам, из-за которых доносился грозный звон скрещивающихся шпаг. Лишь массивные деревянные ворота отделяли его от сражающихся, но, опасаясь внезапно показаться и попасть в руки врагов, он посмотрел в зарешеченное оконце. И тут прямо против себя он увидел Челлини, возбужденного, разъяренного, ожесточенного Челлини, и понял, что мессер Робер погиб. Асканио поднял ключ, валявшийся на земле, мигом открыл ворота и, думая лишь о том, что обещал Коломбо, получил, как мы сказали, удар в плечо, иначе шпага неминуемо пронзила бы прево. Мы уже видели, что последовало за этим. Бенвенуто, вне себя от отчаяния, сжимал Асканио в объятиях; Герман запер прево в темнице, из которой только что вышел сам, а Жак Обри взобрался на крепостную стену и махал руками, возглашая победу. Победа действительно была полная; стражники прево, видя, что начальник попал в плен, даже не пытались сопротивляться и сложили оружие. И вот подмастерья Бенвенуто вошли во двор Большого Нельского замка, отныне ставшего их собственностью, и заперли за собой ворота, оставив снаружи наемников и воинов прево. Бенвенуто же не обращал внимания на все то, что творилось вокруг; он снял с Асканио кольчугу и, не выпуская юношу из объятий, разорвал его куртку; найдя наконец рану, стал прикладывать к ней платок, пытаясь остановить кровь. - Асканио, мальчик мой, - беспрерывно повторял он, - я тебя ранил, ранил! Что скажет там, в небесах, твоя мать? Прости, прости, Стефана!.. Тебе больно? Отвечай же: плечо болит, да? Неужели кровь не остановится?.. Скорее лекаря! Ступайте же за лекарем!.. За лекарем побежал Жак Обри. - Да все это пустяки, дорогой учитель! Право, пустяки, - твердил Асканио. - Только плечо задето. Не отчаивайтесь: повторяю, все это пустяки. И действительно, лекарь, приведенный минут через пять Жаком Обри, объявил, что хоть рана и глубока, но не опасна, и стал накладывать первую повязку. - О, какую тяжесть вы сняли с моей души, господин врач! - воскликнул Бенвенуто Челлини. - Дорогой сынок, значит, я не буду твоим убийцей!.. Но что с тобой, Асканио? Пульс частит, кровь прилила к лицу. |
