Лично он не мог найти ни одного аргумента в пользу Генриха VIII.

Однако знал, что завсегдатаи «Аванпоста», мужчины и женщины, наводят порядок на остальных Генрихах (за исключением Первого, поверхность которого представляла собой океан расплавленного металла, и нескольких лун, на которых не высаживались пришельцы), и, поскольку на Генрихе VIII датчики его корабля обнаружили небольшое вражеское поселение, а он сам привык выслеживать киллеров на планетах с самыми разными атмосферами и различной гравитацией, Могильщик решил самолично разобраться с этими пришельцами.

Видимость едва отличалась от нулевой, но датчики подсказывали, что до лагеря пришельцев полмили, а до их корабля и того меньше. Ориентирование по приборам вполне устраивало Гейнса: пусть он не видел пришельцев, но и они не могли его видеть.

Он нашел их корабль, расплавил стартовый блок, уничтожил систему жизнеобеспечения, двинулся к лагерю. Подошел на двести ярдов и уже различал силуэты двенадцати Куполов, в которых находились пришельцы. В молодости он бы ворвался в лагерь, стреляя с двух рук, с тем чтобы лицом к лицу схватиться с врагами. Но за долгие годы повидал смерть во всех ее проявлениях и знал, к чему приводит ненужный героизм. Могильщик Гейнс давно уже решил для себя, что ему нравится жизнь, и расстаться с ней намеревался лишь в самом крайнем случае. Поэтому с давних пор заботился прежде всего о собственной безопасности, что, как ни странно, приводило все к новым и новым успехам в карьере охотника за головами. В итоге он обеспечил себе безбедную старость и отошел от дел.

Вот почему он снял с плеча лазерную винтовку, улегся на землю, положил винтовку на камень, прицелился и выстрелил.

Ничего не изменилось, то есть луч не задел ни один из Куполов. Гейнс пожал плечами. Не попасть с двухсот ярдов, когда враги даже не знали, что по ним стреляют, куда лучше, чем промахнуться с десяти ярдов, нарвавшись на ответный огонь.

Он прицелился вновь и нажал на спусковой крючок. На этот раз Купол развалился, и из него выскочили четверо пришельцев, чтобы тут же схватиться за грудь, аммиак – не кислород, и умереть.

Он словно стрелял по мишеням в тире. Прежде чем первый из пришельцев надел скафандр и начал стрелять, он уже уничтожил десять Куполов из двенадцати. Потом сменил позицию, переместившись на пятьдесят футов, и разделался с одиннадцатым. Снова сменил позицию и собирался покончить с двенадцатым, когда в наушниках услышал голос: «Это ты, Гейнс?»

Ему не хотелось, чтобы его засекли по радиосигналу, поэтому он промолчал.

– Мы остались вдвоем, – продолжил голос. – Можешь и ответить, Гейнс. Я знаю, что это ты.

Могильщик молчал.

– Давай, – не унимался голос. – Если уж мне суждено умереть, я хочу знать, кто меня убил.

Гейнс переместился на двадцать ярдов левее.

– Мы остались вдвоем. Остальные мертвы.

– С чего ты вдруг решил, что я – Гейнс? – наконец спросил Могильщик.

– Я знаю, что ты обретался в «Аванпосте», – ответил пришелец. – И я знаком с твоими методами.

– Откуда?

– Я – тот, кого люди называют Серая Саламандра.

– Я же отвез тебя на Барракуду IV, – удивился Гейнс. – Вроде бы тебе дали пожизненный срок.

– Дали.

– Тогда как ты здесь оказался?

– Сбежал.

– И сколько убил охранников?

– Достаточно.

Гейнс опять сменил позицию, на случай, если Саламандра найдет его по радиосигналу.

– На этот раз мне придется тебя убить.

– Но почему? Ты же уже не охотник за головами.

– Идет война, помнишь?

– Я ни с кем не воюю, – ответил Саламандра.