– Киллиан, это все чепуха. Давно забытая история. Никому нет до нее дела, – произнес Коултер.

Киллиан покачал головой:

– Почему ты перевел фильм с пленки на видео? Зачем хранил его?

– Понимаешь, фильм – что‑то вроде гарантии. В то время Макканн еще не стал министром, а был обыкновенным выскочкой, который контролировал местный рэкет. Он снабдил меня несколькими контактами, после чего началось наше восхождение к славе. Макканн пролез в армейский совет ИРА. Это было чертовски полезно. Но все же я заручился гарантиями, а потом, честно говоря, позабыл про этот фильм. Он был на каком‑то древнем компьютере, я о нем и не вспоминал.

– А он знает про этот фильм?

– Да, он помнит, как мы его делали, но считает давным‑давно уничтоженным. Он никогда не упоминал об этом при мне. Никто не знает о фильме. Только ты, я, Том и… Рейчел.

Киллиан кивнул. Да, теперь все встало на свои места.

– Видишь? Все кончено. Никакого вреда. Все закончилось, черт побери. Никому и дела нет до этой древней ерунды. Белфаст изменился, Ольстер изменился, сама Ирландия изменилась, – продолжил Коултер.

– Да…

Коултер залился смехом:

– А сам ноутбук на дне какого‑то озера! Знаешь об этом?

– Я был там, – мрачно произнес Киллиан.

– Да. А ты поверил? Киллиан, это все чепуха. Однажды в гребаном Белфасте…

Киллиан потер подбородок и внимательно посмотрел Коултеру в глаза.

– Я стоял на стороне добра, приятель. И упорно работал, не допуская осечек, – закончил Коултер.

– Но ведь это красивая сказка, правда? Вашему маленькому сообществу, помешанному на самозащите, тебе и Макканну, не было нужды беспокоиться о том, как бы ИРА не взорвала одну из ваших контор. Ваша строительная компания, чуть ли не единственная из всех, что были тогда известны, процветала даже в самые мрачные годы. Что вам помогало? Удача? Упорный труд? Нет, теперь я знаю, что лежало в основе коултеровского «чуда». Верно?

– Что за бред? Ты по‑прежнему болтаешь о чертовых семидесятых? Киллиан, это все давно быльем поросло. Тогда было тяжелое время. Но сейчас‑то две тысячи одиннадцатый! Идет второе десятилетие нового века. Слушай меня, приятель: до этого фильма – никому! нет! дела!

– Ричард, я прекрасно понимаю, к чему ты клонишь. Возможно, ты и прав… Но я все равно должен убить тебя. Том сказал мне, что ты не успокоишься, пока Рейчел не будет мертва.

– Я тебе миллион фунтов дам, если ты сейчас же уберешь автомат. Ты умный, ты пейви, ну сам посуди: чего стоит одна глупая баба против миллиона фунтов? Каждый сам за себя, верно?

– Такова твоя философия, выведенная из накопленного жизненного опыта? – спросил Киллиан, слыша, как над водной гладью стрекочет вертолет.

– Да. Пойми, в этом нет ничего плохого. Миссис Тэтчер недаром говорила, что не существует такой вещи, как общество, есть только отдельные личности. Помнишь?

Киллиан опустился на колено перед Коултером, как жених перед невестой:

– Я помню. Но это не про меня. Жизнь имеет смысл только в контексте человеческих поступков. Нет личностей, существующих автономно. Все люди связаны с теми или иными практиками, местами, культурами. И в моей культуре – на другом конце криминальной цепочки – на человека налагаются серьезные обязательства. Быть пейви, тинкером, – это значит существовать среди бесконечных взаимных обязательств, долгов верности и гостеприимства.

– Что ты мелешь? Не понимаю, – просипел Коултер.

От страха во рту у него пересохло, но, когда он услышал, как у ворот остановился полицейский «лендровер», в глазах его загорелась надежда на спасение.