|
Андрей тоже закрыл глаза и тут же вспомнил Аглаю - вспомнил, как встретил ее сегодня на улице: она шла с базара, ее милая ладошка была стиснута в кулачок, она доставала что-то оттуда и грызла. Аглая так и ушла, как сон, в глубину кривых грязных улиц - вся такая белая, стройная, легконогая... "Милая, милая, милая!.. Ты даже и не знаешь, куда несет меня сейчас мой Лорд, какой завтра я встречу рассвет, какие цветы помнет мой конь своими копытами... Прощай, моя радость, спокойной ночи тебе!.." - Стой! - раздалась команда Ватнина, и сразу шумно вздохнули лошади. - Ребята, ружья на изготовку... Шашки - подбрось!.. В темноте раздался тихий лязг и скрежет. Карабанов тоже слегка подвытянул шашку из тугих ножен, чтобы в нужный момент ее не заело, чтобы она стремительно обнажалась для удара. Одинокая звезда вдруг загорелась над головой поручика. Где-то во мраке надрывно и горестно плакал шакал. Карабанов подъехал к Ватнину: - Назар Минаевич, что это за горы там? - Агры-Даг, ваше благородие. Они далече ог нас... - Ну так что? Завернем вправо? Я-то ведь здесь ничего не знаю. Впервые. - А это уж как будет угодно вашему благородию. Мы люди необразованные, в пажах не ходили... - Слушай, Назар Минаевич, - сказал Карабанов, - с чего это зарядил ты "благородие" да "благородие"? Или я обидел тебя чем? - Да нет, - тихо ответил Ватнин, - бог миловал... А что "благородие" - так это и верно: не каждому же мужиком-то быть. Эвон, про вас сказывают, что вы из тех... при особе состояли. А я-то, старый дурак, встретил вас да прямо в губы. Казак, думал. Свой... Карабанов все понял. - Ну, вот что, Ватнин: ей-богу, оставим это, голубчик. Не сегодня, так завтра - война. Может, мы оба костьми поляжем за отечество, - так неужели же мы не равны с тобой? Мне-то звание легко досталось - мое счастье, а ты вон из мужиков в офицеры вышел - твое счастье!.. Ну, давай по рукам! Они хлопнули по рукам, и Ватнин сказал: - Туда надо ехать. Видишь, Андрей Елисеич, там какая-то стерва костер разложила... У костра никого не нашли, только была оставлена "сакма" - следы множества лошадей и всадников на траве. Ватнин разрешил казакам передохнуть, раскрыл широкую баклагу, дал отхлебнуть Карабанову водки. - Дюже хорошо, - сказал он. - Ежели понемногу да почаще. И не пьян вроде, а все теплее как-то... Казаки заводили разговоры о постороннем, и до Карабанова доносился хрипловатый говор старого Егорыча. - Вот и выходит, что ты ее снасильничал, - ругал он Дениску. - Надоть, чтоб баба сама позвала тебя. Для этого ври ей напропалую - проверять-то все равно на Капказ не поедет. Я баб враньем беру! - Ты на это мастак, - заметил урядник. - Брешешь так, что к старости губы истреплются - нечем зубов закрывать будет. Ватнин закрыл баклагу, отплюнулся. - О бабах, - сказал, - они это любят. Только не слушай ты их, Елисеич, они ведь врут на себя всё больше! - А ты женат, Назар Минаевич? - Освободила покойница, - с печалью отозвался есаул. - Мой грех был, что богатую взял. На сундуки позарился. Сам-то я из бедных. Нам богатство в диковинку было. Вот и показала она мне, как шилом патоку едят! Да и квелая была, лядащая баба. Одначе насупротив ее не моги: горло перегрызет. |
