|
- Пошлите денщика к менялам на майдане, - щедро разрешил он майору. - Возьмите себе сколько нужно, а остальное просадим в Эривани. Берите... - Нет, что вы, спасибо, но... не могу я вас лишить такой вещи! Извините меня... Потресов ушел, сгорбившись. И то, что не удалось выручить человека в беде, было обидно и неприятно. Карабанов поспешил скрыться в казарме. - Куда вы собираетесь, Штоквиц? - спросил он. - Не хочется, гвардионус, да надо. В Эривань! - Чего же не хочется? - вяло улыбнулся Андрей. - Там можно хотя бы попьянствовать. - Если бы один ехал, - согласился Штоквиц, - так и запьянствовал бы, наверное. А то ведь со мной еще полковник Хвощинский... Сам не пьет и другим не дает! Согласитесь, что это самая противная категория людей. - И надолго? - спросил Андрей, а в глотке у него уже стало сухо, как тогда, в дорожной харчевне, когда впервые услышал ее имя. - Да черт его знает, поручик! - продолжая собираться, ответил Штоквиц. - Все зависит от того, как совещание. День или два, наверное. А потом, я думаю, откроем границу для эшелонов. Государь император, говорят, уже выехал из столицы и направился в Кишинев... Штоквиц ушел, и Карабанов, оставшись один, тяжело задумался, - так обдумывают ночное убийство, так интриганы готовят свои поклепы, так игроки решают судьбу последней карты. В этом случае Андрею было нелегко... Молодой, быстрый, далеко не дурак, порывистый в чувствах, он никогда не смущался положением любовника при замужней женщине и пользовался одинаковым успехом, начиная от дачных вертепов на Полюстровских водах и кончая темными будуарами пожилых великосветских барынь. Но к Аглае он всегда относился честно: рядом с ней и он бывал другим - лучше и чище... Однако теперь, оторванный от прежней жизни, заброшенный в самое захолустье империи, где его никто не знал и он - никого, Карабанов был одинок, и Аглая была последним звеном в его прошлом. Старое влечение к ней, как зерно, долго пролежавшее под спудом земли, вдруг созрело и взошло свежим зеленым побегом - любовью, - так хотелось думать Карабанову об этом чувстве. И весь день он ходил по душному Игдыру как пьяный, в каком-то сладком полусне. И виделось ему при дневном свете то, что дано человеку видеть только ночью. Бывает же такое. Ну куда человеку деться?.. Сел на завалинке играть с прапорщиком Латышевым в шахматы. Прапорщик хотя играл и хуже Андрея, но раздражал его комментариями. - Я возьму у вас коня, - предупреждал поручик. И, в раздумье берясь за патрон от "смит-вессона", заменявший фигуру коня, Латышев с пафосом декламировал: - Что ты дремлешь, конь ретивый, что ты шею опустил?.. Карабанов говорил ему: - Здесь можете ходить слоном. И прапорщик, хватаясь за пуговицу от солдатского мундира, заменявшую фигуру, вспоминал из басни Крылова: - Слона-то я и не приметил... Наконец все это надоело Андрею, и он перевернул шахматную доску с патронами и пуговицами ко всем чертям собачьим: - Да что вы, прапор, будто гимназист, хрестоматию мне тут зубрите? Играть так играйте, а просвещать меня не советую!.. Не зная, куда деть себя, пошел на базар. Очертя голову ринулся Андрей Карабанов в этот яркий азартный омут. Шум, толкотня и запахи оглушили его. |
